Перед рассветом

следующий день, собрав свой нехитрый багаж, он отбыл к месту учебы. Больше Крис не приезжал в родной дом. Не приехал он и тогда, когда узнал о смерти отца.

Клетка, куда посадили Дану, была футов пять в высону и не больше дух в широну. Двое матросов под руководством Ринга пристегнули ножные браслеты к кольцам, ввинченным в пол клетки, а руки девушки подняли вверх и развели в стороны. В таком положении их закрепили у крайних прутьев. Цепь от ошейника закинули на решетчатый потолок и подсоединили к замку.

Осмотрев новую невольницу со всех сторон, матросы ушли, обмениваясь впечатлениями по поводу внешности рабыни. Кузнец еще немного постоял, любуясь своей работой, и тоже направился к выходу. На пороге он остановился и медленно повернул голову в сторону негритянки.

— Не скучай, обезьянка, — слащавым голосом изрек он, — Сейчас к тебе придет дрессировщица. Повеселитесь!

Хихикнув, Ринг вышел, прикрыв за собой дверь.

Наступила тишина, только поскрипывали переборки корабля, да плескалась под днищем вода. Нестерпимая боль от проколотых сосков разносилась по всему телу при малейшем движении. Дана тихо застонала. Слезы брызнули из глаз. Девушке впервые в жизни захотелось умереть.

Но вскоре послышались уверенные шаги, и в помещение, где стояла клетка, вошла высокая худощавая женщина. Одета она была в непомерно ...узкие кожаные сапоги на высоких каблуках, узкую короткую юбочку и короткую кожаную жилетку, застегнутую лишь на одну пуговицу. Дана успела заметить, что женщина была плоскогрудой. Даже не было заметно сосков. В руках, затянутых в высокие черные перчатки, она держала длинный хлыст.

Подойдя к клетке, она отворила дверцу и встала в проеме, пристально рассматривая свою жертву. Поглазев на рабыню пару минут, словно изучая её, дрессировщица распустила хлыст и сильно ударила девушку сверху вниз. Рабыня задергалась на цепях и громко замычала, а после второго удара потеряла сознание.

Очнулась она от того, что почувствовала, как кто-то развязывает ей рот и вынимает кляп. Открыв глаза, она опять увидела дрессировщицу, державшую её за волосы.

— Хилая ты, обезьяна, — произнесла она низким голосом, — Придется с тобой повозиться.

С этими словами она всунула в рот девушке полусгнивший банан. Дану чуть не вырвало, но она еле сдержалась, гася в себе спазмы тошноты. Кое-как проглотив эту гниль, рабыня получила миску воды тоже с отзвуками гнили. Но пить хотелось смертельно, и она жадно вылакала всю жидкость без остатка.

Гизелла сурово посмотрела на подопечную, но кляп вставлять не стала. Отойдя на пару шагов, она снова распустила хлыст. Дана вся сжалась от страха и предстоящей боли. Но удара не последовало. Дрессировщица ухмыльнулась и сказала:

— Ты — обезьяна. Я — твоя укротительница. Ты должна делать всё, что я прикажу. Поощрений от меня не жди. Есть, пить, спать и ссать будешь только по приказу. За нарушение — хлыст. Изобью до полусмерти, но подохнуть не дам. Не надейся. Говорить ты больше не будешь. Услышу хоть одно слово — отрежу язык.

Сказав это, она вытащила из кармана две небольшие гири и подвесила их 

---

По принуждению

---

Вернуться назад