Наказание Сисястика

юбчонку на место.

— Ладно, — смилостивился я, — лифчик можешь не снимать. Просто сиськи наружу вынь. Но платье оставить!

Всхлипывая, Сисястик расстегнула молнию на спине, залезла спереди под прозрачный гепюр, вытащила наружу нежные большие груди, свернула чашечки лифчика вдвое, и положила груди сверху, как в ладони. Я молча застегнул ей молнию.

— Волосы.

Она подняла руки и в два движения вытянула шпильки. Прическа распалась роскошным золотым хвостом — от затылка почти до попы.

— Ну вот, — удовлетворённо сказал я.

Мы оба, затаив дыхание, смотрели на её волнующее отражение: короткая юбочка, из под которой подрагивают темные складочки половых губ, нежный, припухший от шлепков ротик, раскрасневшиеся от пощечин щёки, влажные покорные глаза (левый чуть скрыт падающей волной золотой чёлки), и даже потеки туши на щеках легли, словно от руки визажиста: будто длинные тени ресниц, не уродующие, но придающие по-детски припухшему лицу флёр беззащитности, — и конечно же феноменальные, огромные груди, трогательно белые, растягивающие прозрачную ткань, круглые, приподнятые сложенными чашечками и стиснутые лямками бюстгальтера, они призывно смотрели прямо в зеркало крупными сосками, окруженными очень большими розовыми ореолами.

— Как тебя угораздило родиться с такими ореолами? — светски спросил я, чуть не захлёбываясь слюной, и легонько шлёпнул ее по соскам. — Это же отвратительно. Они же размером с кофейное блюдце. Фу, как вульгарно!

— Простите, ПалПалыч, — Сисястик потупила глазки. — Если позволите, я прикрою их ладошками, чтоб не портить вам вид на мои грудки...

— Я тебе прикрою! Это так вульгарно, что даже волнует. А если мне станет неприятно, я просто ещё раз тебя ударю. Теперь видишь, как должна выглядеть блядь?

— Вижу.

— Красиво?

— Да...

Я влепил ей подзатыльник:

— Нихера это не красиво! Это вульгарно! Пошло! И возбуждает низменные желания! Поняла?!

— Поняла!

— Расскажи, какая ты!

— Я пошлая, вульгарная, возбуждающая низменные желания.

— Молодец, — я сунул руку спереди ей между ног, немного потрепал половые губки, потом крепко ухватил за них и потянул. — А теперь ползи за мной. И неси это!

Я вложил ей в рот плётку. Так мы пошли к столу — я пятился на корточках, подтягивая Сисястика за собой за пизду, и она, на коленях, сжимая зубами плётку и преданно глядя мне в глаза. У стола я отпустил её, поднялся на ноги, взял наручники и сковал ей руки за спиной. Сисястик не сопротивлялась. Забрав изо рта плётку, я сел на краешек стола, широко разведя ноги, и велел:

— Ближе ползи.

Сисястик подползла.

— Еще ближе.

Сисястик подползла, настороженно глядя на мою ширинку, что оказалась в десятке сантиметров от её лица.

— Плечи расправь.

Она расправила, ещё больше выпятив груди. Теперь они касались моих бёдер и, двигая ногами, я мог сжимать и отпускать их.

— Ну, рассказывай про свои блядские дела.

— Что?... — она распахнула непонимающие глазищи, и я с наслаждением влепил ей пощёчину, швырнувшую ее на пятки.

— Выпрямись. Плечи расправь. Рассказывай.

Сисястик, всхлипывая и шмыгая носом, начала:

— Я проститутка и веду блядскую жизнь...

Чуть отодвинувшись, я больно сдавил коленями её буфера:

— Отставить пиздострадания! Рассказывай,