голову и стал хлопать ладонью по шейке и нежным, прыгающим грудям:
— А что тогда ты, дура, в школе делаешь, а?! Какого хера припёрлась?!
— Работаю я тут, — рыдала Сисястик.
— Да кто ж тебя, дуру такую, на работу взял?!
— Вы!!!
— Врёшь, тварь! — я принялся шлёпать её по губам. — Начальнику врёшь! Не мог я дуру на работу взять! Ты проникла в школу обманом! Ты еще и обманщица! Отвечай, ты — обманщица?!
— Да! Я — обманщица, — плакала Сисястик.
Я выпрямился, стараясь отдышаться:
— Гнусная лгунья. Что и требовалось доказать.
Сисястик сидела на полу, согнувшись в три погибели, и ревела.
— Ладно, — примирительно сказал я. — Приведи себя в порядок.
Всхлипнув, девушка медленно встала на подламывающиеся ноги. Злобно хохотнув, я схватил её сзади за шею и швырнул на пол:
— Кто тебе, сука, с колен позволял вставать?! — заорал в удивлённое зарёванное лицо и снова принялся хлестать её по раскрасневшимся, безумно красивым щекам. — Кто позволял?! Ты прощения просишь? А хули тогда с колен встаёшь?! Не сметь!
— Я поняла! — кричала она.
Я выпрямился. Неловкими движениями, не поднимая на меня глаз, всё ещё всхлипывающая Сисястик натянула пиджак на плечи и запахнула полы.
— Ах ты потаскуха развратная, — с горечью сказал я и больно схватил девушку за растрёпанные волосы. — Что ты делаешь, блядь такая?
— В порядок себя привожу, — взвизгнула она. — Вы же сами велели!
— В порядок?! А иди-ка сюда!
За волосы я подволок её к зеркалу и ткнул, коленопреклонённую, лицом в стекло:
— Кого ты видишь?
— Не знаю, — вновь заплакала Сисястик.
Я влепил ей профилактический подзатыльник:
— Конечно, не знаешь. Ты же дура, мы уже определились. Только вот и я не знаю, кого я вижу! Судя по пиджаку — училку... А судя по раскраске, — я сдавил пальцами её щёки, заставив выпятить в зеркало губки, — судя по сиськам полуголым, — я сунул руки в вырез пиджачка, вновь распахивая его, и, сжав сиськи с двух сторон, явил их, набухшие, зеркалу, — судя по длине юбчонки, — я задрал её, обнажив прозрачные стринги, под которым совершенно отчётливо не было ни волоска, зато прекрасно виднелся верхний край половой щели, — по чулкам твоим блядским судя, — трясущимися руками огладил кружево, — ты не училка, а шалава. Вот и приведи свой внешний вид в соответствие!
— Я не шала-ава! — заплакала Сисястик.
— Опять врёшь?! — взревел я и отвесил ей оплеуху. — Все знают, что ты — шалава! Девка с такими сиськами, — я принялся шлёпать их, выпирающие из лифчика, — не может не быть шалавой! Ученикам сиськи за пятёрки показывала?
— Не-ет! — плакала Сисястик. — Сочиняют они всё!
— Показывала! А Пикачулину вообще между сисек дала!
— Не давала!
— Опять ...врёшь, лгунья! — я схватил со стола плётку и начал хлестать её по грудям — страшно, но не больно, слишком уж они были запакованы в ткань. — Грязная лгунья! Он всей школе трусы твои показывал, которыми ты, проблядь, сперму с сисек вытирала!
— Украли у меня их! — кричала в отчаянии Сисястик. — Пикачулин и украл! А потом надрочил в них!
— Ах