Наказание Сисястика

и, скрестив руки на груди, совсем другим, спокойным и деловым тоном сообщил:

— Коровкина, я тебя увольняю.

Бровки Сисястика раздвинулись, складочки на лбу разгладились, открытый ротик из гневного стал испуганным.

— Но так как до лета мне преподавателя математики не найти, — продолжал я, — то увольняю я тебя через четыре месяца.

Эмоции застыли на ее личике, отразив мысль: «Кажется, не всё потеряно»

— Всё это время ты у меня будешь пахать без премиальных, на голом окладе.

Лицо Сисястика исказилось в маску ужаса.

— И поскольку, как мне до лета не найти работника, так и тебе до лета не найти работы, ты БУДЕШЬ вкалывать на меня за копейки.

Сисястик была готова зарыдать.

— Потому что, — добил я девушку, — у тебя выбор: либо формулы в классе рисовать, либо на трассе хуи сосать.

Глаза Сисястика наполнились слезами. Она кинулась ко мне, пытаясь протянуть руки, но руки-то оказались связаны за спиной пиджаком!, и девушка упала передо мной на колени:

— ПалПалыч, миленький! Простите меня! Пожалуйста! Пожалейте! Я больше так не буду!

Помнится, ползала тут уже одна: белобрысая практиканточка явилась на службу вульгарно накрашенной, я и вызвал её «на ковёр». Правда, та умнее оказалась: упав на колени, практиканточка тут же вцепилась мне руками в ягодицы и уткнулась личиком в пах, а поняв, что я не против, ловко вытащила наружу мой член и вкусно отсосала. Правда, на работу я её всё равно не взял: костлявая и сисек нихера никаких.

Что ж, значит, этой придётся объяснить.

Я вздохнул:

— Даже не знаю...

Сисястик глядела на меня с мольбой и шмыгала носом. Я отклонился назад и выдвинул заветный ящик стола. Пару секунд задумчиво выбирал из приспособлений, разложенных на багровом бархате, потом решил сегодня обойтись без изысков и вынул оттуда простые наручники, кожаную плётку-семихвосткуи и тонкий длинный стек с кожаной лопаточкой на конце. Расширившимися, отказывающимися что-либо понимать глазами Сисястик смотрела, как я раскладываю перед ней этот набор.

— Придётся тебя выпороть.

— Что?... — пролепетала она.

Итак, момент истины. Всё, что я делал до сих пор, можно было спустить на тормозах. Сейчас же я должен перейти черту, и будущее непредсказуемо, вплоть до уголовной ответственности.

Показалось ли мне, что под испугом в её глядящих на плётку глазах поплыл туман возбуждения?

Не дав себе засомневаться, я влепил Сисястику пощёчину.

Охнув, она села на пяточки и, прижав пылающую щечку к плечику, непонимающе уставилась на меня.

— Повтори, что я сказал.

— Что?...

Я ударил её по второй щеке. Сисястик зажмурилась:

— Я не поняла!

С рычанием я принялся хлестать девушку по щекам раскрытой ладонью, а она не могла прикрыться, ведь руки ее по-прежнему были стянуты за локти за спиной:

— Не поняла?!! Ты — дура? Отвечай, ты — дура?!

— Нет! — визжала она. Сквозь зажмуренные веки брызгали слёзы.

— Врёшь! — я продолжал лупить её по лицу. — Ты сама сказала, что не понимаешь! Значит, ты — дура! Отвечай, ты — дура?!

— Да! — визжала Сисястик.

— Полным ответом, тварь!

— Я — дура!

— Полная дура!

— Я — полная дура!

Схватив за волосы, я запрокинул ей