за мной будет присматривать Каролина — по этому поводу женщина была отдана в моё распоряжение (от этой фразы меня передёрнуло — уж к кому-кому, а к маминой подруге я никогда не относился как к общинной рабыне и рабыне вообще).
Когда я вернулся, Каролина тут же бросилась ко мне с распросами, но заметила, в каком я состоянии, и только робко спросила:
— Приготовить завтрак?
Я рассеянно кивнул, а сам схватил мешок и стал набивать его вещами, которые, как я думал, нам пригодятся в пути. Неожиданно ко мне подошла Каролина и крепко обняла. Я попытался отстраниться, но быстро передумал — душа требовала объятий, нежности, понимания. Женщина прошептала:
— Не спеши, маленький. Давай, подождём, когда Шанталь вернётся домой. Тогда ты сможешь поступить правильно... — она и не думала осуждать меня, и я сдался. Каролина накормила меня завтраком, и я, любуясь её ловкими, добрыми руками, подумал о том, какой всё-таки идиот её сын, раз променял свою мать на золото. В моих глазах женщина стоило столько же, сколько уходило у страны на содержание всех своих пограничных постов.
Каролина перехватила мой взгляд, когда я засмотрелся на огромный вырез платья на груди — как рабыне, ей полагалось носить жалкие обноски, которые мало, что скрывали, — и понимающе усмехнулась. Стараясь скрыть смущение, я стал собираться на тренировки, но женщина неожиданно остановила меня.
— Ничего страшного, если ты один день пропустишь, — сказала она, — тебе надо отдохнуть от того, что сегодня случилось.
Я растерянно посмотрел на неё.
— Как?
— Можем в баню сходить, а? Как ты на это смотришь?
Я согласился. Каролина быстро собрала чистую одежду, банные принадлежности и ловко подхватила меня под руку.
— Идёмте, мой господин! — весело сказала она.
Единственная на заставе баня находилась на окраине и, вопреки ожиданию, не была особо популярной у пограничников, предпочитавших очищающему жару ледяную свежесть реки. Но к нашему приходу кто-то уже нагрел воды, нам оставалось только раздеться.
Я уже видел Каролину голой — как и мы с мамой, она спала без одежды. Её наготу я воспринимал спокойно, как данность. До этого дня. Сейчас же не по-северному смуглая кожа, мягкая, розовая грудь с тёмно-красными, как запёкшаяся кровь, сосками, мускулистый живот, пушистая щёточка чёрных волос внизу, а ещё гладкие бёдра, стройные ноги, круглый зад, полные, чувственные губы пробудили во мне что-то новое, незнакомое, сладостно-страшное, пахнущее смертью, но иначе. Каролина взяла меня за руку и ввела в жаркий, душный полумрак. Тусклый утренний свет проникал только в небольшое окошко, его было недостаточно, чтобы и дальше разглядывать женщину, но того, что я увидел в предбаннике, хватило, чтобы внизу живота стало горячо и тяжело...
Женщина споро набрала в кадушку горячей воды, разбавила холодной и окатила меня с головы до ног, после чего намылила жёсткую губку и стала старательно намыливать меня.
Я пытался сохранить спокойствие и думать о чём угодно, лишь бы не об её руках; подумал о маме, но в памяти сразу же возникла не та мама, что лежала