Ребят, у меня ЧП. Белотелов зовет. У меня к вам это... Сопроводите, а? Хоть под дверью... — А чего это? — Ну... не знаю. Боюсь чего-то. Он никогда еще меня не... — Да ну, не бойсь! Ректор — друг человека. Не съест. Главное — пошире улыбайся, излучай феромоны и... — Ребят! Я серьезно... — Лянусик, твой недостаток в том, что ты слишком серьезна. Ступай с Богом, дочь моя, благославляю тебя на...
Но Ляна выбежала, хлопнув дверью.
Юрик смотрел ей вслед, затем подмигнул ребятам, взял мобилку и долго искал какой-то номер: — Алë? Васильиваныч? Это Ухарев из компьютерного. Слышь, а тут Белотелов твою Ляночку вызвал на ковер. Белотелов твою Лянку на ковер вызвал, говорю! Что?... Повесил трубку, — повернулся он к ребятам. — Упился Ромео. Пойду курну, — и вышел прочь.
Но через десять минут вбежал обратно: — Пацаны! Идет! Быстро сюда!..
Пацаны вскочили и, пихая друг друга, побежали к приемной. Туда как раз входил Головастиков, топая, как гренадер.
Не говоря ни слова, он шагнул мимо Киры Палны и взялся за ручку ректорской двери. — Нельзя! Нельзя! Сказал никого не... — взвилась Кира Пална, — но Головастиков уже был внутри, хлопнув дверью.
Юрик в коридоре присвистнул, делая пацанам страшные глаза.
Вскоре ему пришлось сделать их ее страшнее, потому что из приемной донесся грохот и приглушенные крики. Через какое-то время дверь открылась, и оттуда выскочила Ляна, растрепанная, заплаканная, с черными разводами на щеках. Ни на кого не глядя, она побежала к себе в контору, застегиваясь на ходу.
Юрик переглянулся с пацанами, скорчив совсем уж страшную рожу. Прошла минута — и оттуда же вывалился Головастиков, красный, как паяльник. Не глядя на пацанов, он протопал мимо и направился к выходу, чеканя жесткий шаг.
Пацаны какое-то время шушукались и корчили рожи, пока из-за стены не донесся жалобный писк, и Кира Пална не хлопнула дверью, повернув замок.
Следующие два дня Головастиков и Ляна дружно не смотрели друг на друга. Как назло (и как всегда бывает), все они постоянно встречались в коридоре: мрачный Головастиков, Ляна — и ректор в темных очках, прикрывших фингал под глазом.
На третий день Ляна, войдя к себе в контору, встретила жалобные взгляды теть Дусь: — Ляночка! Золотко, мася моя! Иди, иди извинись, иди проси его, проси — хоть до вечера, но дождись, солнце, дождись... Он не откажет тебе, он к тебе хорошо относится... Надо, рыбка, надо... — Что надо? Кого просить? — у Ляны подкосились ноги. — Ты что, не видела внизу?..
Ляна опрометью сбежала в вестибюль. Народ, стоявший под стендом объявлений, мгновенно расточился по сторонам, делая вид, что он тут не при чем.
«В связи с тяжелыми дисциплинарными нарушениями... « — читала Ляна, как во сне, — «Василий Иванович... Ляна Эдгаровна... отчисляются...»
К стенду подошел Головастиков.
Из-за тяжелых сталинских колонн высунулись любопытные носы...