Ханко

рассечена, рана перестала кровоточить, но края ее разошлись.

— Тебе ее зашит надо! — произнесла я задумчиво.

Последовал вопрос на незнакомом языке.

— Зашить говорю! — и наглядно продемонстрировала рукой, будто держу в пальцах иглу и зашиваю.

— Не... — замотал он головой, — не!

Потом снова затараторил, жестикулируя и пытаясь что-то объяснить.

Увидев, что я не поняла ни слова, солдат порылся в памяти и вымолвил:

— Рlаntágо!

— Подорожник? — вскинула я брови.

— Ага, Рlаntágо,»порожник«— улыбаясь закивал он.

— Какой, к черту подорожник, на такую рану! Эх, хоть забинтовать, да йодом обработать. Вот, что, ты лежи здесь, а я... — при этом я машинально положила руку ему на грудь, как бы предупреждая, чтоб он не вставал, а он вдруг накрыл мою ладонь своей, и глядя мне в глаза, непослушным языком прошептал:

— Спа-сибо!

А потом нежно оторвал мою руку от своей груди и поднеся к губам, так же нежно поцеловал ладонь, чуть повыше запястья.

От этого всего у меня вмиг пропал дар речи, а сердечко бешено забилось в груди. А еще... еще на щеках запылал румянец и очень тепло стало где то в животе, в самом низу живота.

— Спасибо! Спасибо! — повторял он.

Я улыбнулась, провела пальцами по его щеке, где не так давно мои же пальцы оставили четыре саднящие припухшие царапины.

Не сказав ни слова, я поднялась и вышла на кухню. Мысли сбивались, тело по-своему реагировало на вспыхнувшую мимолетную близость, грудь как то потяжелела, чесались и зудели вмиг затвердевшие, словно от мороза, сосочки, особенно когда они терлись о гладкое шелковое белье. Между ног было очень жарко, да что говорить, там все горело огнем, и мне даже показалось, что я стала там очень мокрой, даже в испуге подумала, не наделала ли я в штанишки от нетерпения. Посему я выпила залпом стакан холодной воды из-под крана, справила нужду и умыла лицо холодной водой. Все это несколько отрезвило меня, но стоило мне войти в комнату и соприкоснуться взглядами с юным солдатом, как вновь сердце бешено заколотилось, и задрожали колени.

Я отставила, ставшую вдруг донельзя тяжелой винтовку в угол комнаты. Села на край топчана и позвала солдата словами, при этом жестом похлопав по дивану рядом с собой:

— Эй, иди сюда.

Он тяжело поднялся и аккуратно присел рядом. Я развернула его рану к свету и принялась обрабатывать йодом, затем (хоть он и противился) наложила вокруг лба небольшую повязку.

— Ну вот теперь ты настоящий солдат, улыбнулась я.

— Ага, сóлда. — закивал он.

Но тут моя улыбка увяла, я припомнила, зачем он пришел ко мне, и как собирался стать настоящим солдатом.

— Да уж! — пробормотала я себе под нос, собирая в аптечку медицинские принадлежности.

Солдат затараторил на своем, вопрошая что-то у меня, возможно обеспокоенный сменой моего настроения.

Я наклонилась, подобрала с пола связку патронов и вложила ему в руки. Затем указала на винтовку и на дверь. Думаю, он понял меня без слов, но я добавила сникшим голосом:

— Уходи... к своим.

Встала и ушла на