100 строк в номер

«газета существует до тех пор, пока у неё есть хотя бы один подписчик. А пока он есть — репортаж, очерк и даже самая паршивая заметка, хотя бы в 100 строк, должны выйти вовремя» (моё личноё мнение)

... Мы второй час сидим в Ленкином номере. Раз десять уже опорожняли пепельницу. В номере топор можно вешать. Окна не открывали, пожарные приехали бы...

Но мы-то к этому, к дыму табачному, люди привычные: совершенно не ощущаем, что в номере не озон. И снова, то она, то я чиркаем спичкой, закуривая (да простит меня Минздрав и лично, г-н Медведев)...
А она всё говорит. А я всё записываю, Уже весь блокнот исписал (внутренне матерясь, что прогуливал на факультете стенографию)...
Нет, право же: Ленка — святая. Она мне дарит информацию, которую должен был сам «работать» все то время, что здесь меня не было. Но теперь как кирпич с души, и завтра «сто строк» в номер уже, как бы не проблема.

Я говорю Ленке «спасибо», закрываю блокнот (в те годы диктофон выдавался только очень спец. коррам), и говорю то, что всё это время вертелось в голове и щипало язык:
— Елена Павловна, Вы — святая. Любой каприз, в пределах суммы, что в моём кармане...
Ленкины губы тронула улыбка, которую я так обожал... Но
также и боялся. Загадки в этой улыбке было не меньше, чем на губах дамы, которую прославил великий живописец. И я-то уж знал, чем она, такая улыбка, может закончиться. Свидетелем один раз был невольно. Улыбнулась как-то также Ленка мужику,... Что было потом, сплетничать не буду, но очень бы мне не хотелось оказаться на месте того парня...

— Бутылку шампанского осилишь? — улыбнулась мне Лена.
Бутылка шампанского днём в середине 80-х стоила дороже, чем мне
выплачивались суточные за командировку. Время было глубоко за полночь, так что это сумму смело можно было умножать как минимум на три. Тем более что ночных магазинов в то время не существовало. И рассчитывать можно было только на вольных хлопцев-коробейников — таксистов.

Я невольно сглотнул ком, прикидывая финансовую дыру в моём бюджете после этой поездки (не удивляйтесь, зарплаты и цены в 80-х несколько по-другому соотносились друг с другом, чем сегодня). Но, чем горжусь до сих пор,
никак моё лицо не отразило этих переживаний. Ленка, во всяком случае, ничего такого не заметила... Хотя, может просто сделал вид.
— Да не вопрос, Елена Павловна! — сказал я...
Потом, пока я бегал в поисках этой треклятой бутылки, и нашёл её всё

— таки, вдруг как по башке меня стукнуло:
— А ведь я — дурак. Я — сволочь. Я — полное дерьмо... За той, сыпавшейся шелухой слов, а не скрывалось ли то, чего хотим оба? Я то само собой, понятно — кобель... Но, может быть, и Елена Павловна тоже? Так что ж тогда получается, в её глазах я — полня фригидность? И если это так, то как мне после этого Елене Павловне смотреть в глаза?
Впрочем, может мне всё это просто фантазируется... Фантазии у меня