100 строк в номер

спускается медленно наш главный шеф. Меня увидел.
— Ну и как ты себя? Ихтиандор... на яйцах?
Я, конечно, был в шоке.

Но потом, после моей первой командировки по письму в газету, именно он дал очень грамотный заголовок моему материалу. Не уверен. Но процентов тридцать из того сто бального рейтинга по газете имел именно этот заголовок. Его заголовок.
... Развоспоминался едрёнуть. Ладно. Дальше продолжаю.
Заканчивается рабочий день. Давно уже пишущую машинку брезентом накрыли (смейтесь, ребяты), но вот не было тогда компьютеров. На машинке пишущей только свои «нетленки» отстукивали. На «собаке». А если что серьезней, строк, скажем, на двести или триста — относили в машбюро.
Мне очень нравилось появляться в машбюро. И даже знакомый уже с размерами, и свободно определяющий даже не до строки, но до знака написанное, я всегда набрасывал необходимые срочные 100 строк в номер строк, так это, скажем, на двадцать или тридцать больше. Если, конечно, в тот день в машбюро работала Галя. Более того. Почерк у меня не ахти какой,

но разобрать можно. Но вот когда выпадала смена Гали, жгучей брюнетки (волосы с левой стороны коротко пострижены, с правой — вороньим крылом накрывали лицо, да плюс фигура идеальная) я выдавал такие кренделя в материале, что первоклашка постыдился бы. Короче, когда была смена Галины Викторовны, я писал больше чем нужно и почерк был намеренно неразборчивым.

А потом Галина Викторовна высказывали мне порицание, именно меня вызвав в машбюро:
— Александр, ну вот, что Вы тут понаписали, я разобрать не могу. Это «ф» или «оро»?
— Где? — склонялся я над её плечом. Моя близорукость это
оправдывала... А склоняясь, как бы непроизвольно касался щекой пушка её щеки, ушка, волос. Того самого вороньего крыла... И Галя вдруг, я это чувствовал, замирала. Прижималась ко мне.
Девчонки в машбюро начинали прыскать в кулаки, похихитывать. А нам было наплевать, Тащилась Галка, напрягался я... И тут, как же кстати, раздавался рёв моего шефа.

Человеком он был еврейской национальности, поэтому в мое имя он вкладывал исключительно букву «Р». На других не тормозил.
Звучало это приблизительно так
— Р-р-р-р-р-р... Ты меня, твою мать, уволить хочешь? Где заметка?
Я срывался, и под хохот машбюро, путаясь в ногах, скатывался со второго этажа на первый. Но летел, при этом не в кабинет шефа, а в свой. Где давно уже лежали грамотно написанные (и по просьбе, Бобом и Светкой уже проверенные) 100 строк в номер на «собаке». («Собака» — это титульная часть материала идущего в номер. Рассказывать долго, кому интересно, наберите в Нете, что такое «собака» в газетной работе)
— Вот. В номер..
Шеф с особой внимательностью вчитался. Потом расписался в графе
«редактор»
— Живи... Свободен на сегодня. Ой. Развоспоминалось мне что-что сегодня... А коль скоро мысли нахлынули, дальше буду рассказывать. Вдруг это кому-то интересно...

Итак. Со столов всю пыль мы смахнули. И сидим мы за этими столами, корреспонденты всесоюзной газеты — Боб, Светка и я, тоскливо упёршись глазами в настенные часы — ну когда они пройдут, эти оставшиеся 7