как бывало на Купаву, радость какая была на Плеши. Разожгут костры от живого огня, ну то бишь, когда деревяшки друг об друга трут до пламени, и праздник начинается. Молодежь весь вечер веселится, брагу кружками пьет, песни живостные, танцы потешные, а как ночь приходит разбиваются на пары и любви придаются. Если кто с одной девкой наиграется, то сменит на сестру ее и сызнова приятство для него, а ежели голубица одним парнем не насытится, то зовет брата его и с двумя усладу вкушает. И Ярило, глядя на всю эту благость, ликует, людям добро ниспосылает: закрома зерном полные, реки рыбой наводненные, а леса зверем забитые.
— Да не уж-то так можно, с двумя братьями, скотина неразумная и, то так не делает, — возмутилась Устиница.
— Чего же нельзя, красавица, — мурлыкал распутник, — вдвоем они тебе в два раза больше утех сделают, а уж как приласкают, так и на небесах будто окажешься. Один спереди заходит, другой с обрата обрабатывает. Девице от этого такая угода, что и сил не остается, голова кругом идет.
От этих разговоров девушка почувствовала возбуждение, дыхание участилось, и приятные мурашки побежали по коже, к тому же пальцы мельника так нежно гладили ее. Она поняла, что теряет самообладание, а киска ее начинает соком сочиться и зудеть от желания прикосновений. Распалилась Устиница так, что уже без смущения раздвинула ноги, открывая не только прекрасный вид на свой мохнатый бутон, но и приглашая старика открыть его створки. В этот миг она уже позабыла и про Параскеву и про родных, и про все остальное на свете, ей хотелось только ублажить свою плоть.
Захарий тоже почувствовал ослабление сопротивления своей жертвы, и его рука уверенно коснулась сокровенного девичьего места... Он плавно раздвинул половинки срамных губ и провел средним пальцем по взмокшей щелке. От такого обращения юница с криком дрогнула всем телом.
— Не больно ли тебе, дитя? Так ли всё? — осведомился хозяин
— Хорошо, всё дедушка, мило мне это, — сахарно протянула гостья
— Тут ли ты себя трогала? — спросил старик, кладя палец на набухший камушек клитора.
— Да, милый, здесь и трогала, потри мне это место, так сладостно, — молила она, — расскажи еще, как прежних богов люди почитали.
Мельник со знанием дела стал гладить бугорок наслаждения простушки и продолжил:
— А как почитали? Все через любовь и делали. Вот придет весенняя пора, сеять в поле едут. Там выйдет, какая баба, у которой детей много, плодовитая значит, на пашню и скидывает одежду, а мужики выберут промеж себя трех самых крепких и елдами своими отделают ее как причитается. Первый ебет в передок, чтобы весной земля-матушка семена приняла, как баба мужское семя принимает. Второй ебет в уста жадные, чтобы летом дождь ниву оросил, как мужик бабу молофьей орошает. А третий уж доделывает в задок бабе, чтобы осенью урожай в погреб сложился.
— Славно как придумано, вот уж натешится баба эта, только одного не пойму, что