пяти минут, как красочный оргазм брызнул из ее перезрелого пушистого персика мириадами липких брызг.
Она повалилась на пол, обессиленная, но довольная. Огромной горой над ней возвышался мельник с торчащим в небо древком копья, обильно залитого слюной юной распутницы. Ему явно требовалось продолжение, так как его орудие только пришло в готовность, зарядившись от нежных ласк крестьянки, и призывно требовало произвести выстрел зарядом миллионов сперматозоидов в еще нетронутое никем детородное нутро полуночной гостьи.
Старик с диким ревом самца схватил девицу и, словно, не замечая веса ее дородного тела, швырнул на широкую деревянную кровать. Устиница, впрочем, не возражала против такого обращения. Она разлеглась на спине, подстраиваясь как можно удобнее под неровности жесткого матраса, и бесстыдно расставила ноги, приглашая мужчину к продолжению их игры.
— Давай же, дедушка, у меня так писечка горит, откупорь мою целочку, — призывно улыбалась развратница, раздвигая пальчиками края своей киски.
Захарий забрался на кровать и, наклонившись над девушкой, направил свое орудие на запечатанные ворота. Он плавно водил лысой головкой по влажной расщелине, из которой щедро сочился любовный нектар. Однако пухлые половинки крепко прижимались друг к дружке, словно ограждая девственную прелесть девушки от мужской грубости.
— Нет, негоже это, — вдруг произнес старик, — я тебя сейчас отворю, а потом опять на меня селяне будут бочку катить, что опозорил девку. Твой жених первый же прибежит после брачной ночи.
— Не прибежит, — стонала раззадоренная Устиницы, — никто ведь не узнает, я никому, ей богу. Давай же, мой хороший, мочи нет, никакого терпения. Сам меня поджег — теперь уже не потушить.
— Кто ж тебя трогал, дуреха, сама начала светить ляжками своими белыми, а потом еще и набросилась, — настаивал знахарь, — ты вот что, ступай-ка домой, а я заговор произнесу, ничего тебе Параскева и не сделает.
— Никуда я не уйду, — вспыхнула крестьянка, — ежели не дашь мне елды своей, так и знай всем расскажу, что ты приставал, распутник старый.
— Ты мне не грози, — огрызнулся хозяин, — не доросла еще, чтобы волхва страшить.
Устиница подскочила и резкими движением впилась поцелуем в беззубый рот старика.
— Пожалуйста, дедушка, — шептала она, — хочу, чтобы ты со мной это сделал, так мне по душе твоя штучка.
— Ладно, — умаслился дед, — мне самому не унять своего богатыря, раззадорила девка, только давай вот что, мы по-другому сделаем, чтобы нам и тебя не испортить и Яриловых пирогов попробовать, повертайся задом.
Девушка быстро сообразила, что собирается сделать старый распутник и, не имея ни капли возражения на противоестественное свое употребление встала на четвереньки, оттопырив свой круглый зад. Вожделение ее от всего происходящего достигло такого предела, что она уже не могла думать здраво, решив, отдаться на волю грязным желаниям и сокрытым мечтам.
Захарий подошел к столу и макнул пригоршней в плошку со свиным жиром. Затем он обильно намазал им свой вздувшийся конец, звучно натирая и без того блестящее окончание своей плоти густым слоем, и перешел к юной селянке. Его крючковатые загрубелые пальцы, испачканные