Невинная душа. Часть 2

и набрали нужный темп. Поношенный временем, но еще вполне бодрый боец все легче и легче проскальзывал в жаркую норку по смазанным салом стенкам. Старику явно нравилось, как тугое колечко девственного ануса прилежно обхватывает его орудие прямо по средине, сжимает чувствительный стержень и ублажает его источник наслаждения на кончике члена не прямо, а через невидимые нити блаженства, за которые деликатно подергивает во время каждого движения взад и вперед. Захарий упоенно охал в свои густые усы и еще крепче сжимал мозолистыми ладонями нежные бедра юной любовницы.

Устиница тоже прочувствовала свою роль и, уже почти не ощущая болезненного жжения, раскачивала в такт любовнику задом, принимая снова и снова всю его великолепную мощь. Очень медленно и неуверенно, словно дрожа на ветру, огонек ее наслаждения раздувался во все больший костер, привлекая селянку своим ярким светом совсем нового ощущения, затягивал в свои горячие объятия смешанных боли и удовольствия и через время неминуемо обжег ее испепеляющим оргазмом.

Это было не так как обычно. Ей было сложно сравнить с теми эмоциями, что вызывал у нее клиторальный оргазм, ведь это был ее первый настоящий секс с мужчиной и сама по себе обстановка предполагала кардинальные различия чувств, но анальный секс пришелся ей по душе.

Устиница так увлеклась своими ощущениями, что даже и не заметила, как старик извлек свое заряженное дуло и накрыл весь ее дебелый зад выстрелами тугих струй спермы. Она чувствовала, как липкая жидкость стекает по ногам, но привыкшая к мужскому члену попочка казалось ощущала прежнюю наполненность твердой плотью и ее размеренные движения внутри.

Избу наполнил густой душёк дерьма, в котором они оба неаккуратно перепачкались, смешанный с пряным запахом спермы, женского сока и потных тел любовников, а за окнами уже начинал брезжить рассвет.

— Хороша, молодка, — усмехнулся дед, разглядывая изможденное молодое тело, развалившееся перед ним, — ублажила старика, не то, что деревенские бабы. Так и быть помогу тебе за то с твоей бедой.

Только тут Устиница вспомнила, зачем вообще приходила среди ночи на угорицу и подскочила как ужаленная, стараясь хоть как-то оправить свой разлохмаченный наряд.

— Ой, дедушка, а я-то совсем и позабыла про Параскеву, что же это я перед плотью слабой не устояла и себя погубила.

— Ничего ты не погубила, — успокоил мельник, — Параскева наша сродственница, ничего худого не делает, а если и пожурит, то по-доброму, по-родительски. Ты ей расскажи, как все дело обстояло, она простит, уж ты мне поверь.

— Как же я ей расскажу? — охнула селянка.

— Известное дело как, — отвечал старик, — укажу я тебе дорогу. Слушай, да запоминай. Пойдешь значит к Иванову полю, там ложбина будет. Иди вдоль по ней, не бойся, место не хоженое, конечно, но пробраться можно. Смотри не вздумай по полю пойти, а то полевик жуть как не любит, когда кто по ржи наливающейся ходит. Как дойдешь до межи полевой, увидишь небольшой лесок. Там деревня была Мокрецы, да погорела почитай, как пять десятков