По следам Аполлинера 30. Ночь ошибок

спрашиваю маман. — Они остаются?

— Да, а что?

— И где же им предстоит провести ночь?

— Мария Александровна обещала что-нибудь придумать.

— Ты надеешься, что удастся ещё разик встретиться с ним?

— С кем?... О чём ты, миленький?

Она делает вид, что не понимает, о чём идёт речь.

— Я всё о том же, дорогая: мне не даёт покоя этот твой Афанасий Павлович!

— Дался тебе этот Афанасий Павлович! Может, хватит твердить о нём?

— А куда ты меня определишь на ночь? Ведь на моей террасе вы с тётей Таней горничных своих, вроде бы, разместили.

— Я думала об этом и даже говорила с Марией Александровной.

— И что же? Может быть, кто-нибудь из вас меня у себя приютит? Так я буду только рад.

— Не болтай лишнего. И не волнуйся. Время ещё есть, чтобы устроить тебя.

И, очевидно, чтобы успокоить меня, опускает руку под стол и протягивает её к моему бедру. Но, начиная поглаживать его, неожиданно натыкается на расстёгнутую прореху с обнажённой плотью и, отпрянув, восклицает:

— Бог ты мой!... Что такое?... Какая наглость? Да как тебе в голову такое могло прийти?

Резко поднявшись, она выходит из-за стола и направляется к госпоже Ульман, склоняется к ней и чего-то говорит ей, укоризненно поглядывая в мою сторону и с удивлением покачивая головой.

Свято место пусто не бывает: напряжённый петушок тут же накрывается ласковой ладонь госпожи Самариной.

— Чем ты озаботил свою мамочку? — спрашивает она.

— Месторасположением на ночь... Думаю, именно об этом она сейчас беседует с Марией Александровной. Но в любом случае, если я вас правильно понял, мне можно надеяться на то, что на какое-то время смогу воспользоваться вашим гостеприимством. Не так ли, Елизавета Львовна?

— Ты правильно понял!... Умненький ты мой мальчик!... Как мне хочется тебя поцеловать!... И взглянуть на твою птичку!..

Но, увидев возвращающуюся маман, прерывает своё столь приятное занятие.

— Я договорилась с Марией Александровной, — сообщает между тем та, — что вам с Петей постелют в библиотеке...

— А твои гости?

— Им найдётся место...

Тут ко мне подходит госпожа Ульман и просит поменяться с нею местами:

— Мне надо переговорить с Елизаветой Львовной.

Я спешно застёгиваюсь, встаю и иду к указанному мне стулу. Он оказывается рядом с тётей Таней. И тут всё вроде бы повторяется: моя рука, устремляется к её коленкам под столом, но наш разговор приобретает несколько иное направление.

— Ты чего себе позволяешь? — возмущённо произносит она.

— Я так долго был лишён возможности погладить ваши милые коленки.

— Я не об этом. Что ты такого изволил сказать давеча Лиде?

— Только то, что позволило мне в объявленной всеми вами войне сыграть свою партию.

— Какую ещё партию?

— Вы же все выступаете единым фронтом против меня, чтобы обезопасить своих дочек. Кое-кто даже согласен собой пожертвовать собой ради них. Так вот я проверил, готова ли моя дорогая маман на такой шаг.

— А причём тут она?

— Почему для вас все средства хороши, а для меня нет? К тому же