бутылка водки была непочатая — осталась половина.
Ноги мои подкосились, я опустился на колени перед родненькой душой, разревелся прося прощения, охватил её за бёдра, ткнул нос в живот. Тут и Рита подошла, обняла тётю за шею, всхлипнув, также попросила прощения.
— Я вам посвятила свою жизнь, вырастила, а вы... мне ведь тоже нравятся мужские объятия... а вы... где я такого мужика найду? Ебётесь, но зачем мне мешать? Вам не запрещаю... а вы... — тётя быстро пьянела, но говорить могла. — Наверное в этом есть и моя вина: не правильно воспитала. И вы меня простите. Нет больше у меня никого, кроме вас... засранцы. А на тебя, доченька, воздействуют Ленкины гены. Она такая же оторва была. Все парни в неё были влюблены, все до последнего шкета на нашей улице Курашасайской.
— Там твоя подружка ещё живёт. — так и не подняв голову с плеча Маши, сказала Рита. — А Гоша в папу пошёл?
— А Гоша... Егорушка наш... — тётя пролила слезу на моё темечко. — Так и быть... Раз случилось такое... Егора родила другая женщина...
Я так и присел на пол.
— Ленка после твоего рождения запила. Скучно ей видите ли стало. Раз бухнёт, месяц держится, два, уже не месяц терпит, меньше. Так и зачали второго... , а может даже не от Васи наебла, шалава. Прости, Господи! Родился уродец. В роддоме же и умер. А ты, родненький, в отказниках, уже готовый к отправке в приют для новорождённых... Врач и уговорила Ленку с Васей взять тебя, мой сынок. Ленка после этого долго не пила, но времена... хуинные пошли. Это конечно грех так говорить, но это хорошо, что они померли. Неизвестно что с вами было бы.
Эти слова подействовали на Риту — она также упала на колени, громко заревела и теребила подол Машиного халата до тех пор, пока и тётя не присела к нам. Вскоре алкоголь усыпил мою родненькую. Мы с Ритой понесли её на кровать.
Затем сели на кухне и начали беседовать. О том, о сём. Рита корила свою похоть, заставившую её подглядывать. Этим напомнила мне про «мыльницу» и про работу. Работать не хотелось, а вот фотоаппарат нужно забрать. Рита сказала, что сходит за ним, мол у меня глаза от слёз красные, стрёмно парню так показываться на улице.
Но я был убедительней.
Хоть и субботний день, но работу не отменили. Генсека не было, сказал Фае, что вчера насмотрелся на сварку, всю ночь Рита и тётя со мной возились. Женщина посочувствовала, сказала, что в понедельник ждёт на работе. Я успел зашмыгнуть за «мыльницей», сразу отнёс её Вовке — заряд всё равно кончился, да и настроения не было.
Рита дома занялась уборкой, назначив меня поваром.
Чистка овощей прекрасное время для раздумий. Мне кажется тётя ошибается: не могла женщина с таким вкусным молоком в груди быть блядью. Мама была самой нежностью: как мне были приятны её объятья. Да, я вспоминаю, как она, даже будучи пьяной, не