Сидела вот там, где ты сидишь.
— Что?
— Плакала, что тебя убили. Оттого и поседела вмиг. А я что? Талисман есть талисман. На то он и сделан.
— Как это — «меня убили»? — раздумчиво переспросил Илья Степаныч.
— Так. Всяк думает, что он в первом и единственном круге живет. А этих кругов больше, чем звезд на небе. Когда тебя убили эти разбойники, которые спутали тебя со своим подельником, она пришла ко мне. Как ей талисман достался — не знаю, и не моя это печаль. И я вернула ее, как и положено, на год назад.
— На год назад? — повторил пораженный Илья Степаныч.
— Таков уговор. Предупредила я ее, что от судьбы трудно уйти, но уговор выполнила. Не ушла от судьбы, стало быть... Кто ее убил? Разбойники? Вместо тебя, коли ты здесь сидишь?
— Да, — прошептал Сухоруков.
— Отчего не увела тебя на край света, не схоронила от них?
— Схоронила, — сказал тот, едва владея голосом. — Но они и там меня нашли.
— Искали тебя?
— Наверно, нет. Случайно...
Старуха кивнула.
— Трудно от судьбы уйти. И тебе будет трудно. Великим героям удавалось это... ну, а мое дело — дать то, что талисманом обещано.
— Вы вернете меня на год раньше?
— Ты уже там.
— Как?
— Так. Прощай. Желаю тебе не возвратиться сюда.
— Кто вы?
— Место, где милая твоя родилась, знаешь, а меня не знаешь. Все забывают люди...
Старуха пропала.
Он еще не видел этого, не светил фонарем в нее, — но он знал, что ее нет.
Посветив и убедившись, он какое-то время сидел на скамье. Воздух понемногу оттаивал от каменного холода, исходящего от старухи.
Потом он громко сказал в никуда — «спасибо вам!» — встав на всякий случай на колени. В ответ ему скрипнула ветка, уронив пару шишек.
«А может, это бред? От усталости и горя?» — думал он. — «Сейчас поем, разобью палатку, а утром видно будет...»
Кое-как соорудив себе ночлег (он делал это в Питере сто раз, но сейчас все шло вкривь и вкось), Сухоруков влез в спальный мешок и отключился.