раньше молчала? Конечно, тут сдуреть можно: дом-работа-учеба... и вся эта круговерть давит... — засуетился он, хоть сам прожил в Питере все свои сорок шесть, никуда не выезжая. — Ты в своей Карелии к тишине привыкла, к просторам... Хочешь на север?
Обсудив, кому куда хочется, они выяснили, что оба хотят в одну из жарких стран.
— Ну вот и круто. Как раз еще есть время найти недорогой тур и...
— Нет, вы не поняли меня, Илья Степаныч! Я хочу сейчас, вот прям сейчас! Сегодня-завтра!
Делать было нечего. Взяв недельный отпуск «по семейным обстоятельствам», Сухоруков тряхнул кредиткой и принялся искать туры «на сейчас».
Следующее утро они встретили на берегу южного моря.
Прибой, солнце, пряный воздух, невиданные лица и здания — все это казалось еще невероятней, чем голая Илька в постели. Улица звала к себе, и Сухоруков даже не приставал к жене — так хотелось поскорей туда, в гущу незнакомой жизни, и непременно с ней, с Илькой. Он старался, как мог, держать марку солидного мужчины, но в первые же полчаса марка куда-то испарилась, и он носился, как шкет, с фотоаппаратом, снимая людей, витрины, пальмы и Ильку на фоне всего этого. Она произвела фурор, к ней зверски приставали, и гордый Сухоруков фоткал Ильку с ухажерами, время от времени целуя ее взасос, чтобы все видели, чья это сhiса. Она была в таком же экстазе, и они даже немного побегали по набережной, как малолетние кретины.
— О, чуешь? Наши в городе! — сказал Илья Степаныч, заслышав русскую речь... и остолбенел, увидев перекошенное лицо Ильки. — Что такое? Илька, в чем де...
— Ничего... Пойдем вон туда! — бодро сказала Илька и потащила его прочь от группы соотечественников. — Вон в ту улицу, а? Пойдем? Там, наверно, прикольно...
— Чего ты так испугалась? — допытывался Илья Степаныч, тащась за ней. — Тут вообще-то трущобы какие-то пошли... Давайназад!
— Нет! Мне интересно, куда эта дорога выведет, — упрямо говорила Илька и тащила его дальше.
Улица сужалась и грязнела. Вокруг мелькали морды одна гнуснее другой, и Сухоруков крепко держался за фотоаппарат. Все это ему нахрен не нравилось, и он собирался во всем разобраться, как только переведет дух.
— Уффф, — Илька замедлила шаг, а потом и остановилась. Она устала. — Давай передохнем, а?
— Ну, и к чему была вся эта гонка? — начал было Сухоруков, но тут из ближайших дверей вырос усатый громила и ласково обнял их обоих, что-то бормоча по-испански. У Ильи Степаныча екнуло в животе.
— Nо Sраnish, Еnglish оnlу, — сказалон.
Громила никак не отреагировал на это. Из-за угла появились двое других. Илья Степаныч лихорадочно озирался по сторонам: прохожих не было.
— Хэлп! — крикнул он и осекся: троица оглушительно заржала.
Илька была бледной, как ее волосы. Один из громил крепко обхватил заледеневшего Сухорукова, трое других обступили его жену и наперебой галдели что-то, дергая ее за одежду.
Появился четвертый. Илья Степаныч хотел позвать его на помощь, но понял, что он из той же компании.
— Раздеться, — сказал тот Ильке по-английски. —