Казалось — вот только вчера ему рассказали про Ильку, и голодный хуй Ильи Степаныча еще ноет от вторжения в ее тело... но календарь упрямо показывал, что они женаты уже целый месяц. Два месяца. Три. Полгода...
За все это время Илька так и не смогла перестроиться и по-прежнему называла своего мужа по имени-отчеству, на «вы»:
— Илья Степаныч, а можете мне... чтобы еще разик кончить?
— Тамбовский волк тебе Илья Степаныч, — рычал Сухоруков, снова и снова окуная Ильку в ее густое стыдное счастье, и она барахталась там, как в сливочном креме. Ее выканье нравилось Илье Степанычу, чего уж там: он чувствовал себя матерым развратником, соблазнившим лапочку-воспитанницу, или падчерицу, или... (мало ли чего навоображает себе возбужденный мужик).
Он смертельно боялся, что Илька разочаруется в нем, и обращался с ней как с принцессой на горошине, упреждая каждый ее чих. Илька была счастлива. Когда они отмечали полгода своего брака (ресторан, сауна на двоих и много-много секса), Сухоруков заметил:
— Слушай, а ведь мы еще ни разу не поругались. Как это у нас получилось, не знаешь?
Он не знал, любит ли он ее, и не хотел об этом думать. Он вообще не знал, как все это называется. Когда тебе дарят такое чудо — как-то не думаешь о названиях.
Он таял и млел от Ильки. Он заставлял ее ходить дома голышом, и та вначале стеснялась, а потом распробовала и прикрывала голые сиськи-письки только для улицы. Он обмазывал ее медом, вареньем и сладким кремом, вылизывал ее, липкую и блестящую, и потом не позволял мыться, чтобы она липла к нему, как конфетный фантик, и говорил ей — «моя липучка». Он наряжал её, как куклу, и заплетал ей косички с бантиками. Он лопался от стыдного умиления, накрашивая Ильку её косметикой, как малолетние модницы намазюкивают друг дружку. Чем дальше — тем сильней ему хотелось похвастаться голой супругой перед другими, но он стеснялся об этом говорить. Засыпать он повадился на Илькином плече, обхватив ее попку — иначе ему не спалось. Однажды, обнаружив, что Ильки нет в кровати, он подскочил в дикой тревоге — и, когда она вернулась из туалета, уткнулся в нее, как мальчишка, оплывая от счастья. Тогда-то Сухоруков и осознал этот простой факт: «я влюблен в свою жену, как малолетний пацан».
Конечно, на работе шептались о том, как его окрутила малолетняя писюшка, но ему было все равно. Конечно, за ней толклись табуны мужиков, но он не ревновал или старался не ревновать — слишком явно Илька была зациклена на нем. Просто она втюрилась, как бывает с глупенькими девчонками, и по правилам ничего не должно было получиться, — но иногда правила дают осечку. Просто звезды так сложились. Просто ей и ему случайно повезло... Просто повезло...
• • •
К весне Илька стала какой-то беспокойной. На все вопросы Ильи Степаныча («проблемы с учебой? что-то болит? беременность? «) она отнекивалась.
Наконец он выяснил, что Илька затосковала и хочет куда-нибудь с ним уехать.