пять минут осознал, что сделал этой необыкновенной девушке предложение, и она приняла его. А через полчаса... нет, в такое и поверить невозможно.
Но это был не сон: он в самом деле целовал ее соски, настоящие горячие сосочки, торчащие тугими бутонами врозь, и сходил с ума от красоты и юности ее тела, и потом в самом деле, В САМОМ ДЕЛЕ выебал ее, блядь, выебал нахуй этого нежного олененка, это зеленоглазое чудо-юдо прямо в ее масляную дырочку, влив туда многолетний запас спермы...
Нежданный секс так впечатлил Илону, что та ревела навзрыд, и Илья Степаныч долго не мог ее успокоить.
Через месяц они расписались. Это был какой-то нелепый розовый гламур: вдруг, на ровном месте судьба отвалила Сухорукову подарок, о котором тот не смел и мечтать.
— А с другой стороны, — думал он, — может, это награда? Компенсация, так сказать, за многолетнюю лажу?
Свадьба получилось скромной: от жениха было человек десять, включая шефа, от невесты — только ее мама, моложавая и тоже очень красивая женщина, прибывшая из Карелии. Она разоткровенничалась с зятем и рассказала ему, что «наша Илька не от мира сего» и «умеет всех удивить». Полгода назад она вдруг пропала, а потом пришла голышом, изможденная и израненная, и объяснила, что ходила купаться в лесном озере. «Вот и к вам пристала, хотя вам уже пора и внуков... «Сухоруков слушал ее и думал, что все тещи одинаковы, даже если они моложе тебя.
Она называла свою дочь Илькой; забавно, но так звали в детстве и самого Илью Степаныча. «Видимо, все-таки судьба» — думал Сухоруков, и думать об этом было очень приятно. Он так и стал называть свою жену, и ему казалось, что его Илька — это в каком-то смысле он сам, маленький мальчик Илька, ставший почему-то девочкой.
Вещей у Ильки было меньше, чем у Сухорукова папок: дорожная сумка да авоська с теплыми вещами, переданная мамой. Помогая Ильке растыкать шмотки по его шкафам, Сухоруков застал ее с какой-то странной штуковиной в руках, потертой и древней на вид.
— Что это у тебя? Мощи Тутанхамона?
Илька смутилась и спрятала штуковину в сумку.
— Да так, талисман какой-то, — говорила она, будто оправдываясь.
Илья Степаныч понимающе кивнул: с этими деревенскими мамами беда, особенно в Питере. Поэтому он не стал просить Ильку — «покажи!» — а тактично дождался, когда она выйдет, и сам влез в ее сумку.
Как и все солидные мужчины, Илья Степаныч был до чертиков любопытен. Штуковина оказалась именно тем, о чем сказала Илька — облезлым талисманом пещерного вида. Это была деревянная дощечка, на которой был изображен непонятно кто, обвитый неуклюжими узорами. «Небось что-то тибетское» — думал Сухоруков.
К дощечке была приклеена бумажка с какими-то цифрами, написанными шариковой ручкой. «Наверно, инвентарный номер. А талисман-то, похоже, куплен в сувенирном ларьке...»
Вернулась Илька, и он еле успел спрятать его в сумку и повернуться к ней с сияющим видом.
Солидный мужчина скорей признается в преступлении, которого не совершал, чем в любопытстве или каком-нибудь другом несолидном