термос с хорошим темным чаем. Я не пью кофе. Мне нужно было прочесть дешевый роман, и было сорок пять минут перерыва на обед. Я могла бы почитать и за своим столом, но требовалось хоть ненадолго выйти из офиса. Я читала дрянной роман, в надежде вернуть себе сексуальное влечение. За четыре с половиной года моего брака я потеряла его. Когда я впервые вышла замуж за Роба, то не могла им насытиться. Но после рождения второго сына влечения не стало. Последний год я была мертва снизу по пояс.
Почему не говорят, что это может случиться? Я все еще сильно любила своего мужа. Он — тот мужчина, за которого мечтают выйти замуж, будучи маленькой девочкой. Он — мой очаровательный принц. У него угольно-черные волосы и голубые глаза. Мужчина, который мог бы прийти из сказки, но он очень застенчивый и тихий. У него надвигается кризис, но я знаю, что он глубоко переживает. Я смотрю, как он читает сказки нашим детям. Я вижу, как он наклоняется, чтобы нежно поцеловать их спящие головы. Он — человек действия и смелости с нежной душой. Он — тот мужчина, с которым я хочу быть рядом всю жизнь.
Я просто больше не желала его физически. Сначала я думала, что это вернется само собой. Но со временем все больше, а не меньше боялась секса с моим милым, любящим мужем. Я приходила в отчаяние. Я притворялась, когда моих извинений становилось слишком много. Я волновалась, что мой муж скоро выяснит правду. И что я за женщина, чтобы быть такой?
— Извините, пожалуйста, я терпеть не могу есть в одиночестве, а насколько я мог видеть в последние несколько дней, вы тоже были одни. И, уж конечно, эта ужасная книга не может представлять такого интереса, — сказал мне высокий элегантный мужчина с отчетливым французским акцентом в его идеальном английском.
Я узнала, что его зовут Филипп Дю Монт, он — художник по склонности и реставратор по профессии. Он был немного выше моего мужа и тоньше — что называется, долговязый. На голове у него была копна непослушных черных волос, испещренных сединой, как подобает мужчине сорока двух лет. Таким образом, он был старше меня более чем на двенадцать лет. Тем не менее, в его сияющих голубых глазах блестела юность и радость жизни. Его угловатое лицо было по-галльски красивым.
— Я бы не стала это есть, если вам не безразлична еда, — сказала я, когда он поставил свой стандартный поднос из кафетерия, на котором было немного курицы, политой соусом бешамель, с картофельным пюре.
— Всего за две короткие недели я понял, что еда — это потерянное искусство в вашем «цивилизованном мире», — сказал он, хорошо имитируя акцент северного Нью-Йорка, на который так сильно повлияла Западная Новая Англия.
— Вы слишком суровы. Здесь можно найти хорошую еду, нужно только знать, где искать, — сказала я.
— Может быть, вы станете моим проводником? Может, поужинаем вечером? — спросил он.
— Извините, ничего