видит, как его жизнь уходит от него...
Женщина на картине была запечатлена в простом действии, когда она наклонилась вперед, чтобы взять свои трусики, сидя на расшитом сиденье маленького изящного стула. Одну сторону картины обрамлял намек на туалетный столик. Ее золотисто-рыжие волосы развевались вокруг нее, как будто в движении. Эти великолепные карие глаза с оттенком золота смотрели с картины. Она была истинной рыжей, о чем свидетельствовал треугольник пышных волос между ее ног. Ее идеальные груди свисали. Это были большие слезинки с чуть более глубоким розовым концом, чем у трусиков, которые она брала.
Женщина была обнажена, и свет исходил из расположенного слева окна, в задней части нашего дома, в спальне, которую мы делили последние двадцать пять лет. Мы купили дом на последние из моих сбережений от военно-морского флота и на ссуду от ее государственной пенсии. Это был ветхий дом в умирающем городском районе, который с тех пор пережил удивительное возрождение. Дом нашей мечты потребовал значительного ремонта. Одним из первых, что мы сделали, были обои в спальнях. Мы купили зеленую и золотую полосатую бумагу по тридцать центов за рулон в закрытом магазине, существовавшем в то время в старинном фабричном районе Кохуса. Мы отделали комнату моего будущего сына в стиле «Черепашек-ниндзя». Мы сами работали с моей женой на поздней стадии беременности.
Картина была написана позже, явно после рождения второго сына. У Карен все еще была небольшая складка внизу живота, которая была у нее в течение нескольких лет после рождения Оскара. В конце концов, она убрала ее с помощью йоги и бега, но я не заметил этого. Каким-то образом эта небольшая складка выявляла глубокое сексуальное влечение, которым обладала моя жена. Она усиливала ее очарование, хотя она бы никогда в это не поверила.
Художник не упустил ни этого, ни того ее легкого намека на улыбку. Улыбку, которая побуждает смотреть, в надежде понять, что это. Он был хорош, может быть, даже великолепен, я не знаю. Он изобразил мою жену ранним утром, когда солнце пробивалось через окно нашей спальни на фоне неубранной двуспальной кровати. Она наклонилась, чтобы взять свои розовые кружевные трусики с туалетного стула своей бабушки, действие, которое я видел тысячи раз в этой самой комнате.
Когда Аврил повернулась ко мне от картины, она улыбалась довольной и гордой улыбкой, которая быстро исчезла. Мое выражение лица должно было сказать все. Я не сомневался, что это был портрет моей жены, написанный около двадцати лет назад. Как и почему, я не мог сказать, но любое объяснение должно включать действия, наименьшими из которых не будет заниматься верная жена. Я не мог в это поверить.
— О, шери, я думала, ты знаешь — в конце концов, они жили вместе. Они были любовниками в течение многих лет. Боже мой, как ты мог не знать? — сказала она, и теперь на ее экзотическом лице появилась обеспокоенная хмурость.
— Тут должна быть какая-то ошибка, —