Маленькие яркие глазки. Часть 1

в киску Шери все больше и больше напоминало текущее свидание.

И снова мое мужество пошло на убыль. Чем больше я читал, тем больше неохотно начинал читать следующее письмо, но я обязан был знать правду. В течение следующих нескольких месяцев они встречались для свидания еще три раза. Он бывал в Чикаго чаще, но, очевидно, его и мое расписание совпадали не во всех случаях.

После прочтения всего шести или семи писем, маленький голос в моей голове сказал мне на этом остановиться. Мне почти жаль, что я не послушал его, но я не мог, я должен был знать всю историю. Следующее письмо я открыл со страхом. Конечно же, именно этого я и боялся. Оно было отправлено пять месяцев назад. Он подробно описал мягкость ее губ, вкус ее нектара, интенсивную реакцию, которую он получил от сосания ее сосков, и сжатия ее киски — обо всем, что я четко знал и сам.

Вот и все. После этого я прекратил читать. Просто продолжать не было смысла. Я посмотрел на часы. Господи, почти десять. Я знал, что Шери уже какое-то время не спит. Мне было интересно, позвонила ли она в газету и узнала ли, что я уехал уже пару часов назад. Она могла быть в квартире и беспокоиться обо мне, но почему-то меня это просто не волновало.

Как бы я ни ненавидел эту мысль, мне придется идти туда и противостоять ей, но прежде чем я это сделаю, я хотел иметь копии писем. Ближайшим местом с копировальным аппаратом было почтовое отделение. Пока был там, я нашел по номеру ее ящик и заглянул в маленькое окошко. Находящийся внутри конверт сообщил мне, что роман все еще продолжается. Конечно, даже если бы он и закончился, то уже не имело бы никакого значения. Я сделал два комплекта копий. Если у этого засранца есть жена, то один комплект получит она. Другой был для моих родителей. Они любили Шери почти так же сильно, как и я. Не увидев этих писем, они преследовали бы меня до могилы ради того, чтобы я оставался в браке.

Все собрав, я направился домой. Я засунул копии в свой бардачок и запер его, прежде чем зайти внутрь с оригиналами. Она сидела на диване и смотрела телевизор.

— Дорогой, о, боже мой, ты, должно быть, едва держишься на ногах. Я не знаю, как ты продержишься до вечера. Могу я приготовить тебе что-нибудь поесть или ты сразу пойдешь спать?

Я ничего не говорил. Я знал, что на кухне есть свежий кофе, поэтому проложил туда прямую линию, бросив улики ее романа на кофейный столик перед ней, проходя мимо. Мне показалось, что я услышал тревожный вздох, когда щупал кофейник, на предмет, достаточно ли он горячий... Я налил себе чашку и услышал, как она плачет, возвращаясь в гостиную. Она смотрела на меня со слезами на лице.

— Мне... мне так жаль! — воскликнула она. Ее