передаю. Начинало становиться интересно: что это у них есть, и что они хотят получить, раз им приходится с «бледнолицыми» якшаться. Ну, говорим, мол, показывайте. Англоязычный с еще парой индейцев, значит, берут факела и начинают вести нас куда-то далеко, аж на край лагеря. Зачем факела, мы поняли уже на месте, потому как туда свет костров уже не доставал, и было темно, как у негра в заднице. Кстати, про задницу очень точно сказано: присмотревшись, я понял, что они сюда гадить ходят. Это, думаю, что ж за товар нам хотят предложить, раз в свою сральню приводят? А англоязычный... Короче, я буду называть его «Павлином». Так вот, Павлин говорит «пришли» и показывает на землю в нескольких метрах от нас. Мы подошли, подсветили факелами. Видим деревце, к деревцу привязана веревка, второй ее конец уходит под лежащий тут же штабель связанных между собой бревен. Покумекав маленько, до нас дошло, что это люк, хоть и несколько допотопный. Чтоб его сдвинуть, Калеб, потребовалось три человека. А потом мы посветили вниз. И охренели.
Под люком оказалась яма где-то полтора на метр и метр глубиной. Ровненькая, но ничем не обитая и не укрепленная, с лужами на дне. В одном углу валялись какие-то объедки, вроде зачерствелого хлеба и обглоданных костей, в другом... кхм... продукты жизнедеятельности. А в третьем углу сидел человек. Да, Калеб, я вижу, ты уже все понял. Об этом человеке сложно было что-то сказать. Сидел он, подтянув ноги к груди, вот так, обхватив колени и спрятав в них лицо. Сидел без всякого движения. Возможно, спал. А Павлин возьми да дерни за веревку, что в яму спускалась. А, я забыл сказать: второй ее конец был затянут на шее этого человека, и затянут довольно-таки туго. Так вот, от этого рывка человек чуть не растянулся на земле. Тут-то мы и рассмотрели его. Это оказалась женщина... А, да что я хожу вокруг да около! Это была Беатрис! Да, Калеб, Беатрис была в индейском лагере, в затхлой яме, на привязи, сидела буквально в собственном дерьме. Не смотри на меня волком, я сам был возмущен. Она являла собой жалкое зрелище. Босая, одетая в какой-то холщевый мешок с дырками для головы и рук. Волосы спутанные и грязные, по-мальчишески короткие, как мне показалось, их от балды обкорнали тупым ножом. Глаза ввалившиеся, с темными кругами вокруг. Подошва черная, под ногтями на руках и ногах грязь. Сама вся тощая, костлявая, с заживающими рубцами в некоторых местах. А взгляд пустой, стеклянный какой-то. Без преувеличения заявляю: мое сердце сдавило от жалости.
Матиас вполне резонно попросил объяснить, что, мать их за ногу, все это означает. Разумеется, первое, что приходило в голову, — перед нами рабыня. А рабство, как мы все прекрасно помним, давно отменили. Павлин начал загонять нам какую-то околомистическую муть, постоянно применяя термины из своего языка. Чтобы сэкономить тебе и себе время, постараюсь ужать