Легенда

делаться чудеса. Сами собою проросли все их отсеченные члены; лицо и тело Куртчука покрылось нежной кожей; на голове распустились локоны, как побеги вьюнка; глаза вновь увидели небо, землю и Бажена...

Не успело солнце закатиться за край земли, как перед старым Гырглеем стояли, обнявшись, живые-здоровые Бажен с Милавкой.

Сколько было радости и сколько слез — этого не пересказать никакими словами, и даже в песню не вместить. Бажен и Милавка без конца говорили друг дружке ласковые слова, а под конец слепились воедино, не стыдясь старого Гырглея, и сделали то, для чего стали супругами.

Утолили они свою радость, кинулись Гырглею в ноги и благодарили его, как умели.

— Не стоит, — сказал им старик, — но помните: за вами должок. Приду за ним, как надобность будет.

Клялись ему Бажен с Милавкой выполнить любое его желание, какое будет в их силах. Усмехнулся Гырглей — и пропал, будто и не было его. А Бажен поймал коня, брошенного на поле битвы, снял с двух воинов оружие и доспехи, оделся сам, одел Милавку, и поскакали они на север — прочь из поганой пустоши.

Не добрались они до родного края и решили осесть в чужих горах, у пещеры. Твердый урок затвердили Бажен с Милавкой: поняли они, что нет у них на земле ничего дороже друг друга. Родина, честь племени, обычаи предков — не стоило все это и царапины на драгоценном Милавкином теле. Не мог нарадоваться Бажен, целуя любимые груди, а по ночам стонал от кошмаров — снилось ему, что Милавка снова стала безгрудым Куртчуком.

Жили они отшельниками. Охотой промышляли, солонину запасали на зиму (благо в пещере много соли было) — и хватало им того, что лес да земля давали. Рядом был родник с водой, чистой и холодной, как снег.

Крепко боялись они людей. Деревни обходили десятой дорогой, от путников прятались, сад-огород не сажали, следов не оставляли, дабы никто не увидал, что люди здесь живут. Наделал Бажен тайных убежищ по окрестным склонам: прыгнул в тайник — только враги тебя и видели! Держали только они коня, уведенного с битвы, и стерегли его, как зеницу ока, пока тот не околел.

Никто не мешал Бажену с Милавкой любиться вволю. Милавка была уж не дитем, а полногрудой красавицей, сильной и матерой, как рысь. Сутками, неделями не могли они оторваться друг от друга, не могли утолить тоску, разъевшую их в плену, и совокуплялись без конца, чтобы как можно меньше быть порознь.

Народилось у них двое детей: Славмир и Цветава (так назвала их Милавка по дедовскому обычаю). Весной, летом и осенью они бегали нагие, а зимой кутались в медвежьи шкуры.

Долго ли, коротко ли — прошло семь лет. Бажену с Милавкой казалось, что время стоит на месте, и только дети их растут со дня на день, как заговоренные: вчера еще агукали, а сегодня добычу в дом несут.

Однажды появился в их пещере важный гость: старик Гырглей. Как он разыскал их, как добрался к ним — одному ему было