себя, и хватаясь за что либо.
Вот почему Марфе как будущей библейской героине и защитнице города Иудеи Ветилуи в той ночи Иудифи, нужна была помощница. Просто подержать ублюдку этому сосунку новоиспеченному полководцу ассирийских войск Олоферну руки. Пока тот будет биться в агонии своих смертных и болевых конвульсий.
Потом Марфа-Черная смерть, продолжила свой рассказ, рассказывая как он, в одних тех белых узких плавках ночного любовника, стоял долго перед ней на деревянном полу ее той спальни на коленях на своих голых согнутых коленях, прямо упав перед ней. Перед ее ногами, ногами Марфы-Черная смерть.
Ему видно теперь было уже не привыкать, как смеясь, рассказывала Фэне увлеченная своим рассказом Марфа, совращая своей юношеской сексапильной наготой молодого любовника ублюдка более, старшую по возрасту, чем он кобелина женщину. Стройной и гибкой, почти безволосой фигурой свихнувшегося, просто на нет и на ней и ее еврейской красоте фанатички Монолита Марфе-Черная смерть. И объясняясь в необузданной, уже, как полководец Олоферн, к ней неуправляемой любви, целуя монолитовке Марфе, как уже Иудифи, будущей своей ночной убийце руки. А она их брезгливо выдергивала из его голых мальчишеских еще совсем рук. И говорила, что пора, уже все начинать. И сказала снять и плавки. И назвала его своим уже тогда мужем Олоферном и будет рада с ним этой ночью разделить эту в шикарных белых шелках деревянную старую в резбе на резных ножках постель. Под низкой крышей своей этой спальни, как в военном полководческом шатре. Что давно уже спит лагерь ассирийский, и только он чего-то ждет и не ложиться в эту постель. И он, радостный такому событию, счастливый как от запаха из пизды сучки своей перед ним стоящей теперь красавицы Иудифи, довольно быстро их снял с себя, буквально, чуть не порвав резинку на пояске. Стащив с треском со своих бедер и ляжек оголяя перед ней свой тот торчащий в ее сторону мужской здоровенный хер, которому она была приятно удивлена. Она такого хера вообще не видела еще. Он бы, наверное, не залез бы ни в одну бабскую пизду, как она Фэне сказала. Его так разбарабанило. От трав и зелья. Что видимо она перепоила тем ее приготовленным особым дурманным снадобьем в вине того юного еще совсем молокососа и ублюдка. Просто перестаралась. Он торчал в ее сторону. Торчал своей оголенной налитой кровью головкой. Задрав всю верхнюю плоть за уздечку. Даже сосуды на нем раздулись так, что казалось, скоро лопнут.
Как у какого-нибудь производителя жеребца или быка, сказала Фэне Марфа-Черная смерть. И на его голого ублюдка безволосой груди, торчали затвердевшие возбужденные и крупные соски, как и его тот внизу в рыжем волосатом лобке детородный хер.
Марфа, тогда же быстро. Выхватив у него из вялых уже слабеющих пьяных слабых сосунка, и любовника рук, те его белые шелковые плавки. Выбросила их туда же в ночь за дверь своего дома и приказала ложиться ему своему Олоферну в