Сестра охотника

уже дала сок, как только я коснулся тебя!

— Ты лжешь!

Но Хрох уже раздвинул коленом ее бедра, как она их ни сжимала, и накрыл ладонью потекшую щелочку. Он знал, что из них двоих лгала она.

Ло уткнулась носом в листву и сладко задыхалась под весом брата. Он ухватил ее за шею, чуть придушил, чтобы не брыкалась и водил пальцем по намокшим губкам.

— Я в таких делах не ошибаюсь, сестрица, ты хочешь мой корень! — хрипло прошептал ей на ушко Хрох.

— Так нельзя, брат! — заплакала Ло, — это неправильно!

Он был так распален, что его бы не остановило от начатого даже пробуждение спящего вулкана.

— Первый и последний раз я залью тебя, и мы об этом забудем!

Ло извивалась, стараясь не то увернуться, не то подставить точку наслаждения под ловкие пальцы Хроха. Его ласкающая рука прилипла к ее скользкому, как дольки сочного фрукта, междуножью. Она уже сама не знала, чему верить и на что опираться. Единственное, что не вызывало сомнений — отклик тела.

— Что, вот так и возьмешь меня на грязной земле?! — беспомощно выкрикнула Ло.

— Ты сама не захотела по-хорошему в теплой водичке. Так получишь по-плохому! — Хрох прижался к ней грудью и уже давил огромной головкой в ее напряженно сомкнутую, хотя и влажную от желания дырочку.

— Дай! — потребовал он, — раскройся, сестренка, тебе же легче будет.

— Ай, не надо! Не надо, прошу тебя, отпусти!

Хрох протолкнул сестре внутрь свой напряженный корень. Вогнал его поглубже голодными движениями бедер и победно засадил до самого основания. Серая — символ невинности — туника Ло испачкалось в грязи, она лежала на сырой земле как куница, пойманная охотником, и ее колотил озноб возбуждения.

— Не пытайся меня обмануть, я чувствую, ты хочешь! — прохрипел над ней старший брат.

Он подхватил легкое тельце Ло под живот и поставил на четвереньки. Теперь он брал ее как кобель суку. С той лишь разницей, что не кусал за загривок, а гулял рукой по грудкам и выкручивал соски. Ло инстинктивно выгнула спину, чтобы напряжение не доставляло ей боль, и Хрох задохнулся от восхищения. Он видел Ло такой впервые при свете дня и мог рассмотреть каждый изгиб свежего юного тела.

Ему захотелось проткнуть ее насквозь, протрахать тараном. Он стал засаживать ей мощней и яростней.

— Мне больно, пожалуйста, остановись! — заныла она, чем распалила его еще больше.

— А ну тихо! — прикрикнул он на сестру и велел: — Потри себя пальцами, я знаю, ты умеешь.

У Ло не оставалось выбора. Она повиновалась, облизала пальцы и стала растирать себя над входящим в нее копьем, как делала по ночам, лежа у огня.

Боль от проникновения скоро сменилась странным наслаждением. Так хорошо ей никогда не было. Она чувствовала что соединяется с Хрохом не просто частями тела, но и телом эфирным, незримым. Она не могла понять, как что-то настолько приятное и красивое может быть неправильным и запрещенным.

Его же интересовало совсем другое. Он ощупывал и гладил ее ягодицы, гладкую смуглую