Сестра охотника

в джунглях. Резко выдернул из девочки свой корень и стал заливать ее дрожащие и, как ему стало очевидно, безумно красивые в лунном свете ягодицы.

Ло с облегчением выдохнула, и слезы вновь защипали ей зареванные щеки.

Хрох откатился в сторону. Отдышался, помолчал. Когда Ло чуть успокоилась, сел рядом и строго сказал:

— Я взял на себя ответственность за твой проступок. Тебе не придётся отвечать перед богами за свою глупость. Надеюсь, что и меня они пощадят и не умертвят, после того как я вылил семя, дарующее жизнь. Ты должна быть благодарна.

Ло только жалобно всхлипывала, не зная, благодарить Хроха или проклинать. Он взял ее силой, но принял на себя груз нарушенных ей же заветов.

— Больше никогда не смей! — только и смогла вымолвить она.

— Иди спать... Кая, — устало вздохнул он и, чуть помедлив, мягко погладил ее по голове, как делал в детстве, возвращаясь с охоты.

Ло побрела домой, где жила с тремя младшими сестрами. Тэя, Ая и Цин уже давно спали у чуть тлеющего очага в скальном гроте. Пещеру на возвышении обжили их предки. Они завесили стены шкурами животных и ловцами снов, расставили по углам масляные фонари. Выдолбили в стенах ниши и полки. Тут и там мостились плетеные корзины, инструменты, выделки кожи, костяные чаши и деревянная миски. К спальному гроту примыкала пристройка из бамбука. В ней сестры мастерили домашнюю утварь и заготавливали припасы.

С крыши деревянной лачуги было хорошо видно долину и другие дома их клана неподалеку. Племя объединяло шесть больших семейных групп, называвших себя кланами. В каждом были свои обычаи, но все они подчинялись воле старейшин.

Прямо за выступом грота, утопая в зелени, бежал прохладный ручей. Ло омылась в свежей воде. Тихо, чтоб не разбудить сестер, прошлепала к своей лежанке подле огня, завернулась в меховую шкуру. Между ног саднило, она смыла оттуда немного крови.

Напряжение в теле достигло пика, ей нужно было расслабиться. Она смочила пальцы слюной и положила ладошку туда, куда еще недавно врывался ее брат, стала ласкать себя. Ей хотелось завершить начатое Хрохом. И хотя она запретила себе думать о нем, невольно ей мерещилось его бородатое неулыбчивое лицо. Вспоминались его слова: «Ни одна дева в племени не жаловалась». Скольких же в племени он покрыл? Пошел ли он после нее в другие шалаши? И если да, достигли те другие звезд на огромном корне Хроха и в какой позе?

Чувство вины за такие недозволенные мысли и за все содеянное почему-то распаляло ее. Ло представляла, как Хрох вколачивается в одну девицу, в другую, и, наконец, в нее. В грезах брат целовал ее шею, лизал и кусал соски, насаживал на свой кол, приговаривая: «Вот так тебе, вот так, получи, сестренка...»

Ло содрогнулась в приступе удовольствия. Сжала бедра и еще долго наслаждалась пульсацией между ними.

«Боги, что же я делаю, — укорила себя она и уткнулась в теплый мех накидки, — я должна забыть о нем, словно ничего