хватало еще и здесь ревизии — поставки рабов приносили казне немалые доходы, но если в это дело углубиться, то не так сложно установить, что часть золотого потока успешно миновала государственные кошельки.
— Дядя! — одернул его Радован, — я желаю знать обо всем, что происходит в моей стране. И если я требую отчета о рабах, то соизвольте его предоставить, а не юлить, как уж на сковороде. Если вам не хватает мудрости понять мои замыслы, то не стоит им хотя бы мешать!
Догуван вспыхнул от этих оскорбительных слов, его так и подмывало ответить гневной тирадой, потребовав уважения к своему опыту и положению его как старшего родственника — замены отца по сути, но он, проглотив обиду, благоразумно решил смолчать и перевести разговор на другую тему.
— Я слышал, твоя молодая третья жена на сносях. Нет ли уже известий о новом маленьком принце? — благодушно строя из себя любящего дедушку, осведомился он.
— Да, гонец только недавно прибыл, — безразлично бросил Радован, — у меня еще один сын.
— Ну так это же замечательно, сынок, поздравляю! — с явно преувеличенным восторгом воскликнул наместник. — Теперь нашему роду ничто не угрожает — с четырьмя законными сыновьями тебе будет кому оставить свое великое наследие, даже если твои жены перестанут вовсе интересовать тебя. Твой долг выполнен. Возможно, теперь ты захочешь завести себе птичку не только для услады тела, но и сердца и ума. Вон хоть выбирай любую из моего цветника, — грубо пошутил он.
— Спасибо, дядя, я ценю твое предложение, но чего-чего, а вот трудностей с поиском отзывчивой женщины у меня нет. Могу и тебе помочь, — усмехнулся он, с легкостью переходя на ироничное подтрунивание.
Дальше обед продолжился в более спокойном, расслабленном ключе, оба мужчины на время решили отложить былые распри и насладиться поданным пиршеством. Радован рассеянно слушал цветистые речи дяди, механически выделяя главное в этом неприкрытом словоблудии, но мысли его то и дело возвращались к Алессии. Как она там? Устроили ли ее, как он приказал? Не напугана ли этим огромным городом, чужой обстановкой, обилием слуг? Он привязался к ней, успел привыкнуть к ее ненавязчивому присутствию — робким вопросам и терпеливому вниманию к его рассказам. Все время похода она была рядом, и сейчас сердце его было не на месте. Он стремился поскорее увидеть ее, зарыться в душистые волосы, утонуть в зелени глаз, но специально поддерживал наскучившую беседу, страшась собственных порывов, желая полного контроля над своими чувствами. Он в глубине души понимал, что она становится для него чем-то большим, чем просто очередной игрушкой, но уверял себя, что это не имеет значения, что он просто не взял ее еще и от этого томится. Он чувствовал, что она уже готова к близости, что страхи ее и воспоминания о надругательстве, если не растаяли, но подернулись дымкой. Она каждый раз трепетала в его руках, горячечно прижималась, когда он ласкал и целовал ее — все ее тело неосознанно просило большего. Но он