Самое важное

Андрей Горынин. Скоро весь изнутри покроешься холестериновыми бляшками.

— Кажется, мне тут предлагают роль порнозвезды, — поделился Горыныч. — Будешь моим диетологом?

— Хоть фитнес-тренера себе найми, когда подпишем контракт, — разрешила девушка. А потом громко велела: — Отпусти его!

— Но я... — Горыныч разжал ладони, всем своим видом показывая, что отпускать ему нечего.

— Отпусти его сейчас же! — рявкнула девушка, и Горыныч почувствовал, как ослабевает натяжение в металлических браслетах, а потом они, звякнув, повисают на запястьях. Магнитное поле, которое крепило его руки к подлокотникам, пропало.

— Все для моей девочки, — сказал Ларичкин, и его голос можно было использовать в лабораторных экспериментах вместо жидкого азота.

Горыныч потер запястья, наслаждаясь уже подзабытым чувством рукоблудной свободы. Девушка свернула папку и бросила ее на стол.

— Пойдем, покажу тебе город.

— Валера, — Ларичкин взглянул на неё с укоризной. — Я же просил — до тех пор, пока контракт с соискателем не подписан...

— А ты меня останови, — сказала девушка и развернулась.

Умопомрачительная сука на умопомрачительной высоты каблуках. Её закрытое платье сзади смотрелось еще неприличнее — ткань облегала выпуклые ягодицы и плавную линию бедер, и Горыныч невольно засмотрелся, забыв встать.

— Быстро! — крикнула девушка, не оборачиваясь, и Горыныч вскочил, едва не запутавшись в ногах.

Чтобы поверить в то, что шутка — вовсе не шутка, Горынычу потребовалось полчаса путешествий по замысловатой системе лифтовых шахт и скоростных тоннелей. А затем — тридцать секунд наверху.

«Наверху» — это над городом; там, где на немыслимой высоте раскинулся гигантский парк. Москвы больше не было — была монолитная структура, пронизанная лентами метро и шахтами лифтов, живая, дышащая фильтрованным воздухом, слепленная, словно пчелиные соты, из ячеек-квартир, ячеек-офисов, ячеек-супермаркетов. Не было больше отдельных домов — они срослись в чудовищное, уродливое нечто, сверху увенчанное бесконечным раскидистым парком.

На выходе из лифта Валера взяла им зонт — климатический купол изливался теплым оросительным дождем, — и пояснила: только с крыш можно увидеть небо. Что такое «окна в стене», жители мегаполисов давно забыли.

Небо оказалось темным. Смотреть было не на что.

— Вот херня, — грустно сказал Горыныч. — То есть я и правда...

— Ты и правда распечатан, — Валера раскрыла прозрачный зонт. Ей пришлась высоко поднять руку — Горыныч возвышался над ней сантиметров на двадцать, и укрыть его от дождя было непросто. — Ты создан по слепку, сделанному прорву лет тому назад.

Судя по карте, парк был бесконечным. Горыныч долго рассматривал схему, и даже нашел рождественскую секцию, создатели которой обещали посетителям снег и мороз. Подумав, Горыныч не отыскал в себе новогоднего настроения, смял карту и сунул её в карман.

— Окно в кабинете Ларичкина...

— Многие пользуются экранами. Приятно, знаешь ли, не чувствовать себя в гробу.

Горыныч помолчал, сунув руки в карманы расстегнутой куртки. Валера стояла рядом с ним в одном платье, и он любопытно осмотрел её голое аккуратное плечо. Мурашек не было — судя по всему, холода Валера не чувствовала. Он открыл рот, но передумал: пожалуй, за предложение отдать ей куртку можно было отхватить коленом между ног.

— А то, что они продают оргазмы, как 

---

---

Вернуться назад