судно остановилось в волгоградском порту. Большая часть пассажиров до вечернего отплытия покинула теплоход. На небе сгущались тучи. Какая-то тяжелая давящая сила нависла над судном. Оно тем временем спокойно покачивалось на волнах.
В шесть часов вечера все пассажиры были в своих каютах; по судовому радио объявили, что корабль продолжает свой рейс: «Отдыхайте, дамы и господа!»
Наступила ночь. И вот в каюту юноши, постучавшись, вплыла кухарка. В руке она держала бутылку водки.
— Грустишь, поэт! Что-то ты давно не заходил ко мне на кухню. Вот я и решила порадовать тебя волгоградской водочкой. Знаешь, — сказала она, разливая по стаканам спиртное, — с нашим боцманом творится что-то неладное, — она выпила и утерлась рукой. — Представляешь, — продолжала она, понизив голос, — приваливает он сегодня ко мне: глаза навыкате, весь в щетине, и руки ходуном ходят. «Дай, — говорит, — опохмелиться, а не то я от страха с ума сойду.» Я ему налила, конечно. Так вот, боцман мне и рассказывает: «Решил я, понимаешь, побриться на сон грядущий. Встал перед зеркалом в своей каюте, намылил харю и только бритву к лицу подношу, как вдруг из зеркала две желтые руки. Одна впилась мне в глотку, а другая уж направляет ...к горлу мою руку, в которой бритва зажата. Ну я, конечно, заорал. Руки-то как испарились, а я со всего маха по зеркалу кулаком. Оно, понятно, вдребезги».
— Кстати, его долго расспрашивал твой дружок-врач, потом отвел меня в сторону и говорит мне на ухо: за ним, мол, глаз да глаз нужен. Вполне вероятно, что у нашего боцмана все признаки белой горячки, что пока, мол, его срочно в изолятор поместить нужно. Есть у нас такой. Вот такие наши дела. А ты чего не пьешь? Пей, я сейчас еще принесу.
Через час кухарка и юноша были в стельку. Женщина грузно покачивалась на табурете из стороны в сторону и плакала. Плач ее напоминал вой волчицы. Юноша обалдевшими глазами смотрел в иллюминатор. Над Волгой повисла громадная кровавая луна.
— Куда ты все смотришь? — всхлипнула женщина. — Ты лучше на меня посмотри. Да что ты такой робкий? Обними же меня. Ведь нас только двое осталось... Мы, может, созданы друг для друга.
Пронзительные человеческие вопли заставили юношу и кухарку вскочить со своих мест.
— Крысы, крысы! — раздавались отовсюду человеческие голоса. Юноша с кухаркой выскочили на палубу и чуть не растянулись на месте: палуба под ними была живая. Полчища серых тварей неслись по ней с отвратительным писком. Люди выскакивали из своих кают, так как крысы были и там. С криками пассажиры метались взад и вперед. Крысы были повсюду: в трюме, в каютах и даже в капитанской рубке.
— Откуда они взялись, черт их возьми! — кричал капитан, стряхивая с себя гнусных тварей.
Люди падали и кричали от ужаса и укусов. Юноша потерял кухарку из виду; он вскрикнул, когда крыса величиной с котенка, сомкнув челюсти, повисла на его руке.
По палубе, спотыкаясь, бежала молодая женщина и