Принцесса с острова Лофофора

истошно кричала:

— Позовите доктора, моего ребенка укусила крыса!

В этот момент раздался хриплый голос капитана:

— Спокойствие! Сохраняйте спокойствие! Всем матросам корабля приготовить брандспойты! Водяной струей по крысам!

Луна ярко освещала происходящее на корабле. Из семи мощных брандспойтов ударила вода. Матросы старались сильным напором воды сбросить отвратительных противников за борт. Но так как твари оккупировали весь корабль, изрядно досталось и пассажирам. Приходилось обрушивать удары воды на каждый метр судна. Мощные струи сбивали с ног людей, захлебывающихся в ужасе. Потом, как по сигналу, к брандспойтам присоединились огнетушители. Все палубы покрылись белой пеной и водой, в которой барахтались люди и опасные млекопитающие. Апофеозом катастрофы стала точно сработавшая корабельная пожарная система, и сирена присоединила свой мощный душераздирающий вой к крикам перепуганных насмерть людей.

Неизвестно, сколько времени продолжался бы еще этот кошмар, но крысы стали явно сдавать свои позиции. Они сотнями прыгали с борта кипящего ужасом лайнера. Все кончилось так же внезапно, как и началось. На палубах слышались всхлипывание и ругань разбредавшихся по своим каютам полуживых пассажиров.

— Вот оно, второе знамение демонов Лофофоры, — пробормотал юноша, сжимая в руке бурого зверька. Животное издало предсмертный визг, из его лопнувшего живота поползли внутренности. Молодой человек ослабил пальцы и с омерзением швырнул на палубу дохлую крысу.

Утро было пасмурным. Люди, как призраки, ходили по палубам. Другие сидели в своих каютах. Все пассажиры судна желали только одного: побыстрее покинуть этот проклятый Богом лайнер. Боцман в это время находился в изоляторе. Связанный, он лежал на кушетке и испуганно шевелил губами.

«Прозерпине» оставалась еще одна ночь пути, прежде чем боцмана поместят в ближайшую психиатрическую лечебницу.

Доктор склонился над больным, его мучили сомнения. Что это: paranoia или delirium tremens? Успокаивало то, что боцман не проявлял признаков агрессивности.

Быстро опускались сумерки, и все живое попряталось по своим каютам.

Юноша спускался на камбуз к поварихе. Он шел, пошатываясь, с остекленевшими глазами.

— Вы погубили, довели меня. За что? — бормотал он. — Я даже не поцеловал ни одной женщины. А теперь... Да будьте вы прокляты, твари! Убейте, сожрите меня — теперь я уже ничего не боюсь.

Он открыл незапертую дверь камбуза, где на кушетке, раскинув ноги, валялась пьяная кухарка. Огненное вожделение нахлынуло на юношу, и, помимо своей воли, он стал нервно расстегивать лифчик, обнажая огромные груди кухарки. Он встрепенулся, когда тяжелая рука обхватила его шею. Все произошло быстро. Он скинул с себя одежду и, как в бреду, задрал ее платье, оголив невероятно жирные ляжки. И тогда весь его организм наполнился бушующей черной энергией. Он со звериной силой рванул на себя треснувшие по швам трусы женщины и всем телом навалился, утонув в чем-то огромном и дрожащем. Он стал яростно овладевать кухаркой. Ее поросячьи глазки закатились, и она судорожно прижала его к себе. Когда звериное удовольствие достигло апогея, он инстинктивно взглянул в ее глаза, но, вместо узеньких плотоядных щелочек, он увидел огромные агатовые глаза принцессы с острова Лофофора.

Это было третьим