нашли? — она откинула край простыни, которой я чуть прикрылся. — Ни хера себе!
— А ты что, ещё не видела? Это Галина, когда вы её испугали, меня прихватила.
— Но ведь в тот вечер, ты ещё не раз трахался.
— А на утро вот такая гематома. Даже на «больничный» отправили.
— Я краем уха слышала, что ты импотентом стал, но думала, что это всё шутки. А тут! Боже, синячище-то какой! И опух весь. Ну-ка, дай глянуть. — Она толкнула меня на подушку, а сама наклонилась, чтобы лучше видеть. — Тебе его, что, наждачкой натирали? Кожица натёрта, чуть ли не до водяных мозолей. Ах, ты блядун! — замахнулась она, — сколько ж ты баб успел перетрахать? Во! кобель, а? И этот, наверное, не лучше.
Ксения забрала банку из рук уже спящего Макса и перевернула его на спину.
— Нет! Ты только глянь на этого красавца! Ну, весь в помаде! Он, что? В борделе был?
— Тебе интересно? Разбуди и спроси.
— Вот, кобелины? А я им, дура, пива, чтоб голова не болела, а они?
Она раскраснелась от справедливого возмущения, локоны волос метались по лбу, глаза горели. Фурия! Если бы я не знал, что пару дней назад мы с Максом имели её как хотели, то сегодня я бы искренне поверил её негодованию. Но я знал и поэтому, привлёк её за попу к себе, уткнулся лицом ей в живот и жарко выдохнул. Речи её мгновенно умолкли, пальцы нырнули в мои волосы, а по телу пробежала первая волна возбуждения. Когда мои руки скользнули ей под трусы и сжали ягодицы, колени её подкосились.
— Я хочу, — шепнула она, припадая на мою подушку.
Каждый раз, раздевая женщину, я задаю себе вопрос, почему одни женщины одевают сначала трусы, а сверху пояс, другие же наоборот. Правда, всё стало меняться с появлением колготок. Они конечно практичны, но абсолютно не сексуальны. Даже одетые на голое тело, и будучи прозрачными, они не могут сравниться с чулками, оставляющими для взгляда, только маленький участок ляжки перед пахом. Я уж и не говорю о том, как играет бриллиант обнаженной вульвы в умело подобранной оправе из ажурных чулок, поясов и подвязок.
Так вот, Ксения была в трусах, одетых поверх пояса и чулок, а для меня это значило только одно — она не хотела терять времени на раздевание. Но я раздел её всю, совсем, и теперь мог, прижав к стенке на узкой гостиничной кровати упиваться её телом.
Сексом я насытился, во всех его проявлениях, по самое «не хочу». А зная её возбудимость и умение кончать при малейшем прикосновении к половым органам, мне было не интересно просто довести её до оргазма. Спать уже не хотелось, а вот поиграть, я бы не отказался.
Как говорят — «нет ничего хуже, чем ждать и догонять». Вот и поиграем в ожидание, ожидание разрядки накопившейся страсти, в мучительное ожидание оргазма, такого близкого, но ускользающего, на дюйм, на йоту, на волосок не достигшего апогея,