Дочки-матери. Главы 37—45

Муж — глава семьи, покупает жён, жёны живут в мире и согласии друг с другом. Все счастливы. Молодые жёны рожают, те, что постарше занимаются хозяйством.

«Живут же люди! — он расплылся в грустной улыбке. — Не то, что здесь: тараканы в банке».

Шаги на лестнице зазвучали сдвоенным аллюром. Вероника вела за собой Катю, оставляя Андрея с Настей развлекаться наверху.

«И нечего стесняться», — Михаил сел на край кровати, приготовился к встрече гостей.

— А вот и мы! — восторженным шёпотом возвестила Алашеева.

Катя бочком проникла в комнату, застыла у дальней стенки. На ней были традиционные шортики и белая маечка на бюстике.

— У нас тут небольшой повод нарисовался, — Миша кивнул на журнальный столик, накрытый белой скатертью. — Подумал, может, ты тоже захочешь меня поздравить.

— С чем? — Катины глазки мерцали в полумраке. Она стояла, сложив ручки за спиной, заложив ногу за ногу, словно хотела писать.

Миша усмехнулся.

— Я обычно День рождения не праздную. Не люблю я это дело, — он повёл взглядом в сторону Вероники. — Но для избранных можно и побуянить.

Катя просияла удивлённой улыбкой.

— Я — избранная? — даже в полумраке было заметно, как округлились её глазки.

— Конечно, — Миша усмехнулся. — Ты и Вероника. Вот и вся моя семья. А Настя пусть там с Андреем покачерыжится.

Он хотел сказать «покувыркается», но смазал, чтобы не показаться слишком грубым.

— А сколько вам лет исполнилось? — Катя сделала два шага к столику.
— Вот этого я и боялся, — Миша закхекал, девчонки захихикали. — Прошу к столу. Как грицца: чем богаты, тем и рады.

Лёгкие закуски на столе представляли собой небольшие ломтики белого хлеба, намазанные маслом, красной и чёрной икрой. Бутылки мартини, вина и коньяка, уже открытые, возвышались в центре. Предлагая девушкам алкоголь на выбор, Миша присматривался к реакциям Кати. Она вела себя скованно: сидела на краю стула, постоянно опускала или отводила взгляд, мяла руки, краснела. Зато Алашеева без умолку молола языком:

— У меня, когда День рождения, я тоже грущу. Иногда я вообще никому не говорю. Никто и не помнит, в принципе. Если сама не скажу, то никто и не вспомнит.

— Мне скажи, я запомню, — Миша погладил Веронику по плечу.
— Спасибо, папочка, — Вероника, растроганная, кривила губы и хлопала ресницами.

— А я бы хотела вам что-нибудь подарить, но у вас уже всё есть, — Катя застенчиво улыбалась, встречаясь с Михаилом взглядом. Сказав это, она тут же опустила глазки.

— А я знаю, что он хочет, — Вероника неловко подмигнула Михаилу. Один глаз медленно зажмурился, другой округлился. Она уже достаточно окосела, язык её начал заплетаться.

— Ну и что же? — Катя улыбалась краешками губ. Глазки наполнились задором, она тоже чувствовала лёгкое головокружение от выпитого вина.

— Помнишь наши подарочки? — Вероника подмигнула теперь уже Кате.

— Так это кому подарочки? — Катя рассмеялась.
— Дядя Миша, закройте глаза и считайте до ста, — скомандовала Вероника. Подскочив, она потащила Катю из комнаты.

Миша, растягиваясь в ухмылке до ушей, принялся считать.

Время, выделенное для переодевания, затянулось, но он никуда не спешил. Плеснул в