Простая математика

влажность ее открытого рта. Момент, когда ее глаза закатываются.

Майкл, на десять лет моложе нее, выглядит даже еще моложе, поскольку стоит за этой полностью сформировавшейся женщиной тридцати одного года. Он низковат и узок на всем протяжении. Просто кожа, на самом деле, натянутая на недоедающую кость.

И он держит свои проклятые руки на бедрах моей проклятой жены в качестве опоры, снова и снова толкаясь в ее тело...

Кто она для Майки? Исполняющая обязанности мамы?

Одно можно сказать наверняка: она не против. Она наслаждается каждой минутой, позволяя миру узнать все о ее надвигающейся восторженной радости. Ее крики учащаются, ее свободная рука тянется к нему, кончики пальцев скользят по его сгибающемуся животу.

Как будто физического контакта, который они уже имели, было недостаточно. Как будто никакой связи между ними никогда не могло быть достаточно.

Прошло три с половиной секунды. За это время умерло пятнадцать тысяч не прожитых счастливых дней. Каждый спокойно принимал свою казнь, сдавшись задолго до того, как я смог довести это до конца. Это были дни, которые должны были включать любовь, безмятежность, семью и Салли. Это были дни, когда у меня был брат, а кровь все еще связывала меня.

Два человека, которые имели наибольшее значение, украли у меня больше времени, чем я имел в прошлом. Я — более чем полумертвый.

И делали они это просто потому, что могли, как беспечные дети, рвущие макулатуру.

Это похоже на убийство, папа. Это похоже на то, как будто ты снова умираешь.

Ты не знал, что я это видел, не так ли?

Мои руки онемели, и я не вижу ничего, но мне удается убедиться, что диктофон работает. Какой это был глупый и несущественный план. Это действительно все, что я принес? Что я думал, что делаю?

Внезапно Майкл хлопает ее по заднице как свою собственность. Затем рычит: «Угу, бля».

Как обыденно. Какое ребячество. Как глупо и по-подростковому. Но она хихикает под свой последний стон, как будто она горда, или что-то в этом роде...

... и внезапно я с удивлением обнаруживаю, что ударил ублюдка.

Я ударил его тоже сильно, чуть ниже основания шеи, со всей инерцией, которая перенесла меня в комнату. Он налетел на нее, ударив ее плечом о столб, затем упал на пол. Салли издает мультяшное «Уумпф», когда ее плечо врезается в кусок дерева, а затем изо всех сил пытается удержаться в вертикальном положении, когда ее любовник спадает с нее. Она все еще цепляется за столб, вопреки всему пытаясь сохранить равновесие. Это действие заставляет ее как бы дергаться и шевелиться, в то время как ее носки скользят туда-сюда по ламинатному полу.

Какое жалкое зрелище. Обнаженный человечек катается по полу, ругаясь, в то время как его женщина остается согнутой и на виду, содрогаясь, как клоун-идиот.

Что-то блестит в щели ее задницы. Это слюна? Смазка?

Просто перестань, черт тебя побери.

Она фыркает носом, отталкивается от столба, чтобы встать, и говорит:

— Что за ХРЕНЬ, Майки? Это что, своего рода наказание за