— Прощай, Джо. — Охранник входит в комнату, чтобы забрать его. — Я люблю...
Но звук прерывается, прежде чем он успевает закончить мысль.
И я все равно не хотел этого слышать.
• • •
Это конец истории, хотите верьте, хотите нет.
С одним дополнением, я полагаю, это произойдет намного позже, но все же, стоит упомянуть.
Спустя два года, после того как я попрощался с Майклом, Салли, наконец, решила обратиться за помощью. И к тому времени это будет похоже на другую историю, но я все равно расскажу ее здесь.
Вам надо понять, верно?
Хочу сказать, что я предвидел приближающийся визит. Но, правда в том, что после нескольких недель наблюдения за событиями в новостях и избегания по новой неистовых звонков мамы я действительно думал, что, наконец, сбежал.
«Сбежал» — не то слово. Может, «развелся»?
В конце концов, все как бы... закончилось. Майкл повесился в своей камере в середине суда. Что было разочаровывающим, хотя бы потому, что это означало, что он предпочел себя своему ребенку.
Сюрприз, сюрприз, я знаю.
Он оставил две предсмертные записки, одну якобы для мамы, но направленную больше на публичное прощение, а другую, адресованную мне. Я держу ее в нагрудном кармане. Не читая. И не знаю, смогу ли когда-нибудь.
Салли? Она дерьмово выглядит, если вам интересно. Имею в виду, что мне в какой-то момент было интересно. И вот она стоит на пороге, демонстрируя воздействие возраста, веса и нервного истощения. Ее одежда не сидит. Ее глаза выглядят нечеловечески тусклыми. Ее ребенок (это еще не первый год жизни? Я даже не знаю, где проходит эта линия), у него странные пропорции и выпирающие ребра.
Бедная девочка. Но все мы бываем наказанными за ошибки родителей, не так ли?
— Привет, — хрипит Салли.
Я киваю. Мне действительно нечего сказать.
Она оглядывается, осматривая комнату внутри и не скрывая своего очевидного истощения.
— Могу ли я войти?
Что ж, очевидный ответ — «нет». Но идет дождь, а ребенок действительно выглядит замерзшим. Так что...
Оказавшись внутри, она укладывает девочку и даже не смотрит на медвежонка с пеленками, по крайней мере, пятнадцать долгих минут. Никаких признаков беспокойства, никакого беспокойства по поводу того, что ребенок скрылся из виду, никакого вздрагивания, когда ее дочь чуть не сбила растение в горшке на моем красивом белом ковре. Ничего такого.
Она тоже, похоже, не торопится переходить к делу.
— Вау, Джои, — говорит она после бессмысленной светской беседы. — Хорошая квартира. — Она пытается передать это небрежно, без аффектации, но сразу же обнаруживает себя, добавив: — Намного лучше, чем когда-либо была у нас.
Признаюсь, что я наслаждаюсь моментом.
— Да, хорошая. Я ушел из школы. — Она удивленно оборачивается, и я отмахиваюсь. — Суд над Майки стал для меня своего рода обузой. Теперь я занимаюсь обучением в компании, работающей по контракту с армией. Оказывается, в частном секторе намного меньше работы и намного выше оплата.
Упоминание имени ее мужа вызывает печальный взгляд, и она замалчивает остальное, чтобы сказать:
— Мне очень жаль, что наши проблемы повлияли на тебя таким