подошел сзади, обхватил ее за талию и прижал обе ее руки по бокам, заметив мне, что можно приступать.
Посреди раздавшихся криков послышался спокойный голос Эвелин: «Подождите, дайте мне расстегнуть ей платье», — что она и сделала под аккомпанемент продолжительного вопля Клодии. Платье разошлось до пояса, — ей и вправду следовало бы надеть что-нибудь получше. Из сорочки сразу же показались ее милые выпуклости, обнажая маленькие коричневые сосочки.
— О, Боже! О, Боже мой! Спасите меня! Помогите! — кричала Клодия, пока Эвелин, совершенно позабыв, что я была избрана первой, не наклонилась и не впилась своими жаркими губами к этим чувствительным точкам, которые под руководством губ и языка вскоре набрали остроту, а Клодия все мяучила и пыталась высвободиться из крепкой хватки Мориса.
Ах, как жаль, что я не владею искусством писателя, чтобы во всех деталях описать то, что произошло потом. Признаюсь, что я ничего не могла с собой поделать, и набросилась на рот молодой женщины, как дикарка. Увы, как часто я признаюсь себе в этом. Не слушая приглушенных моими жаждущими губами рыданий и протестов, я обхватила ее упругие груди, а Эвелин присела рядом с нами и спустила у нее панталоны.
— Разверни ее немного, Морис! — приказала она, и полуприглушенные вопли Клодии превратились в стоны, когда ее норка уступила языку, который начал ласкать ее с такими миленькими сочными звуками, что вызвал у меня безумное желание. К этому времени ее стоны ослабели, и наконец она соединилась с моим трепещущим языком.
— Теперь, моя сладкая, ты вся будешь нашей, — пробормотала я в мягкий и теплый рот.
— Поиграй с ней, Дейдр. Скоро она будет готова к мужскому органу, — сказала Эвелин и, поднявшись, стянула с нее платье, оставив ее лишь в корсете и чулках.
Я занялась пушистой киской Клодии, исследуя ее сладкую влажность между бедер. Ее колени дрожали, но Морис держал ее крепко. Краем глаза я увидела, как Эван снимает свои сапоги и штаны, а Эвелин играет с его членом, пока он гладит ее дерзкие обнаженные ягодицы. Оба схлестнулись в любовном объятии, от вида которого Клодию пришлось поддерживать еще сильнее, ибо, увидев их, она стала всхлипывать еще тревожнее, хотя в этих рыданиях появилась и новая, другая нотка, которую невозможно было не узнать.
Так Клодия помимо своей воли начала приближаться к оргазму. Я упрямо лакала ее, ощущая солоноватые капли, в то время как Морис развернул ее за подбородок и впился в губы, чему она уже была не в силах сопротивляться.
Ах, какая за этим последовала оргия! Стонущая от отчаяния, Клодия была затем схвачена в охапку, согнута, перенесена, — ох, я даже не знаю, как это сказать, — на диван, где, уложенная на живот, получила промеж своих ягодиц горящий, трепещущий член Мориса. Ему понадобилась добрая минута, чтобы про¬толкнуть свой набухший жезл в тесную и непослушную дырочку Клодии. Она плакала, умоляла, даже хватала меня за руку, но, наконец, ствол пробился туда, куда ему было