Нику любят девчонки. История вторая: Слабая доля

от всех удавалось скрыть, кроме Люды. Та, впрочем, приняла его за другое, ткнула пальцем и спросила: «У твоего Эдварда зубы выпали?» Мы стали прикалываться про «Сумерки», потом про «Ночной дозор», в итоге придумали учреждение «Мосгорзасос», поржали, и ничего объяснять не понадобилось.

Когда я вернулась, Люда уже ушла. Телефон ничем не порадовал. Я решила, что хватит прогуливать, да и просто не хотела оставаться с собой наедине. Казалось, волосы никогда не высушатся. А потом на улице пошел дождь. И, довершая издевательство, СМС меня застала на самом подходе к учебному корпусу.

«На бессоседье ближайший час. Знаешь, с шарфиком ты меня убедила».

Глупо, но я так обрадовалась, будто Арина написала, как рада будет меня видеть, а не вызвала холодно и колко, проигнорировав мое расписание. «После семи» я брала с большим запасом, но было еще ой как не семь, только сумерки начали спускаться.

Я машинально продолжала идти, пытаясь разобраться, что теперь. Почему-то сразу пришло в голову, что Арина, возможно, наблюдает за мной — поди сейчас вспомни, куда у нее выходят окна и что откуда просматривается. Допустим, она с высоты видит, что я смотрю в телефон, и ей интересно, развернусь ли я на ходу, побегу ли послушно доставлять удовольствие. Казалось бы, я сама напросилась, даже навязалась, если хотите, а теперь мной понукают, да еще и о шарфике зашла речь.

Не стала я разворачиваться. Постояла в холле, делая вид, что ищу что-то в рюкзаке. Появилось чувство, что я сейчас делаю выбор, который много раз потом буду вспоминать; на меня как бы оглядывалась целая стая будущих Ник. «Что же ты предпочтешь — получать образование или... ?» Следовали как бы все сразу обидные формулировки, которыми можно было бы описать второй вариант.

Вредный голос — это, как я уже говорила, не голос на самом деле (иначе можно было бы, недолго думая, сдаваться в дурдом), и еще это не что-то совсем уж отдельное от меня. Поэтому трудно бывает понять, где кончаюсь я и где начинается он (и возникает вопрос, что такое вообще «я», если это не вся я). Как бы там ни было, есть возражения, про которые заранее ясно, что вредный голос их цинично высмеет. Например, что студенты испокон веков прогуливают и занимаются всякими непотребствами, и если я, невиданно теперь свободная, не наделаю себе таких приятных воспоминаний, то чем все это лучше фига-скейтинга? «Приятных, ага. Ибо что может быть прекраснее, чем вылизать стерву-второкурсницу, которая сначала тебя пыталась побить, потом как могла от себя отгоняла, а теперь обращается с тобой как с девочкой по вызову».

От вредного голоса в общем-то легко отмахнуться — он может пугать, но не может угрожать; нечем ему. Однако он никогда и ни за что не отвяжется, будет глодать и глодать. И выбор на самом-то деле был между тем, чтобы жить по его представлениям — или по наивным, неуклюжим, нелогичным, но более моим. В которых важно было, как отношусь к