Нику любят девчонки. История вторая: Слабая доля

на вид? Какую отговорку придумаешь, когда для нынешней станешь слишком жирна? Давай это скажем словами: ты раболепная сучка, Ника Широковских, и что хуже, ты смешная раболепная сучка. Озаботься хотя бы тем, чтобы тебя это не довело до слишком всамделишных для тебя проблем».

Ужас, сколько здесь несправедливостей и как убедительно они звучат просто потому, что в плохое больше верится. Не было у меня таких мыслей об Арине, просто легче было приукрасить реальный случай, чем выдумывать с нуля. Зато теперь эти мысли есть, ты сам их и занес, вредный голос! Разве я не показала Арине, каково со мной связываться? Разве не пробила Наташино равнодушие, — что в общем-то лучше ее сестринских утешений? Тебе бы только вычеркивать мои успехи и выдумывать какие-то унижения. С чего бы мне оправдываться? Ты мой враг. Тебя вообще не должно быть в моей голове.

«А может, это тебя не должно быть в моей?» — явственно отозвался вредный голос, уже совсем как настоящий, а не то, что называешь «голосом» для удобства, хотя это скорее такой поток мыслей по встречной полосе. Стало даже немного жутко от таких слов, но это я просто начала засыпать, и вскоре уже думала полную бессмыслицу, казавшуюся очень важной.

На следующей вечеринке второкурсников я все-таки выпила больше благоразумного.

Последней моей надеждой было, что Арина сама не придет, — если не от стыда, то хоть из протеста. Мне даже сперва показалось, что ее в комнате нет, но люди там всегда теснились и друг друга загораживали, и когда я ее наконец увидела, стало еще тягостнее оттого, как я рано обрадовалась. Арина меня игнорировала, но не чувствовать ее присутствия все равно было невозможно, и я знала, что в новой стычке с ней вряд ли, ой вряд ли проявлю ту же лихость. Особенно если она не будет прибегать к насилию, а просто подойдет и при всех что-нибудь скажет. Умное что-нибудь.

Меня вообще все эти милые люди стали немного раздражать. Я понимала, что это несправедливо к ним, отчего прибавилось еще и чувство вины. Алкоголь начал казаться доступным, проверенным способом со всем этим справиться, и вскоре я уже слишком громко смеялась, говорила неестественно звонким голосом, показывала на кого-то пальцем и чувствовала, что пол под ногами готов к отплытию. Действительно полегчало, хотя теперь возникли новые тревоги: и что ко мне вот-вот начнут все приставать, и что я сама уже неспособна к этому относиться с должной серьезностью. Я никогда толком не напивалась и просто не знала, чего ждать от себя самой. Того, что сделала, однозначно не ждала.

Кто-то из мальчиков подсел ко мне близко и стал рассказывать, что уже полгода не писал стихов, но вот на прошлой неделе сидел здесь и спорил с кем-то о войне в Ираке, когда вошла я, и это было таким внезапным сочетанием противоположностей — война в Ираке и я — что он всю ночь не спал и написал стихи, которые