бояться. Ну как, ты все еще хочешь мне понравиться?
— Уже несущественно, — пробормотала я, вцепилась обеими руками в ножку стула и принялась глубоко дышать.
— Тебе плохо? — спросила Арина.
— Мне ново. — Подумав, я добавила: — Но да, давай сходим на воздух.
— На воздух? С тобой? Это надо читать как «пойдем выйдем» или ты просто решила мне теперь надоесть до смерти?
Это надо было понимать как «я только что еле предотвратила свою вторую пьяную выходку». Мы все помним, как я отреагировала в прошлый раз, и это я была трезвая.
В какой прошлый раз?
«Мы переживаем, что-то пытаемся из себя изобразить, и тут ты такая: привет, я Ника, можете вешаться». Вот в какой. Не при людях же, сами понимаете.
— Ну тогда я Серегу попрошу, — сказала я. — Буду оправдываться, глупая, мол, пугливая, надо было постепеннее, а он такой интересный. Что-то сомневаюсь, что он мне скажет «живи теперь с этим» и уйдет.
— Да на здоровье, — сказала Арина. — Хотя нет. Зачем назло делать то, чего никто не хочет. Только ко мне зайдем за курткой. Ты, я так понимаю, не мерзнешь, а я да.
Мы перешли через весь этаж; я осталась ждать снаружи. Ее соседка была дома, что и к лучшему: вдруг меня бы опять потянуло на что-нибудь спонтанное. В лифте Арина явно старалась встать от меня подальше и не спускала глаз.
— Можешь связать мне руки шарфом, если тебе так спокойнее, — сказала я.
— А душить тебя тогда чем?
Я засмеялась, и Арина тоже хмыкнула. При всем том, сколько в школе и секции было ссор, сплетен, драк, иногда травли, я ни с кем до этого себе не напоминала героинь тоста за женскую дружбу. Того, где черепаха и змея.
И еще подумалось, что вот такая Арина, в демисезонной куртке и легком шарфе, — как бы настоящая и правильная, а до этого я ее видела не в те моменты и не с тех сторон. Словно она для того и родилась, чтобы бродить по осенним городам, смотреть куда-то пристально и при этом как бы мимо, и думать какую-нибудь неприятную правду о жизни и о людях.
— Откуда Снейп знает про фигурное катание? — спросила я на улице.
Листья, шуршащие под ногами, казались ногам более надежными, чем полы. Я как бы вышла на сушу.
— От него не отвяжешься, когда он видит, что у человека что-то произошло, — сказала Арина. — А я не хочу ни скрывать, ни выдумывать.
Мы еще пошуршали молча. Потом я вдруг спросила:
— Почему «анимешная»?
Я в общем-то понимала, почему, но хотелось услышать.
— Что «анимешная?» А, — Арина досадливо скривилась. — Знаешь, само пришло. Змеино так, аллитеративно. Ш-шалава анимеш-шная. Но в тебе такое есть, согласись.
— Какое такое «такое»?
— Такая большеглазая беспечность и желание, чтобы все было просто. Вот не можешь ты спокойно пройти мимо того, что тебя кто-то не любит. Непременно надо, чтобы тучки рассеялись и воцарилось всеобщее счастье.
— Ой, а я знаю, почему ты любишь Серегу, —