загадочной ведьмы.
Через минут двадцать они оказались за деревенской околицей, где приютился небольшой обветшалый домишко, в окошке которого трепетал чахлый огонек свечи. Священник с Оносьицей долго стучали в распухшую от сырости дверь, но им никак не открывали. Наконец, на пороге появилась высокая худая фигура молодой девушки, замотанная в кучу платков и каких-то тряпок.
— Оносьица, ты что ль? — приятным голоском отозвалась она, — недосуг мне подруга, бабушка совсем плоха, огонь ее жжет
— За тем и пришли, Василисица, — ласково проговорила гостья, — не одна я, вот отец Илья, у нас на постое был, да захотел отпустить грехи бабке Устинице
— Ой, и не знаю, сестра, — заохала хозяйка, озираясь по сторонам, — совсем дурна она стала, одолевает ее бес, рычит дико и глаза горят, ужас. Сама ее боюсь.
— Позволь мне взглянуть, — властно сказал иерей, отодвигая с пути девушку, — где она?
— В избе, — немного опешив, залепетала она, — я здесь в сенях сейчас обитаю, с ней страшно.
Отец Илья без тени сомнения распахнул дверь и шагнул в полуосвещенную комнату с закопченными стенами и провисшим от времени потолком. Внутри стоял затхлый тошнотворный запах, который, казалось, раздирал не только нос, но даже и глаза, выбивая слезы. Тусклый огонек сальной свечи едва развеивал черноту ночи, но постепенно священник привык к полумраку и стал различать окружающие предметы.
На грязной деревянной лавке, на которой было навалено куча разного хлама, сидела на корточках, зыркая дикими животными глазами на вошедшего, старуха. Казалось, что разум совсем покинул ее и она даже не понимает где находится. Одежды на ней почти не было, а те ошметки, что прикрывали наготу были сплошь истлевшими от времени и небрежного обращения. Длинные седые волосы жирными клоками свисали до самого пола, а крючковатый нос и впалый беззубый рот, дополнявшие картину, делали хозяйку похожей на сказочную бабу Ягу.
Однако больше всего поразил священника длинный, покрытый жесткой щетиной, кусок плоти шевелящийся на лавке — без сомнения это был хвост, настоящий хвост какой бывает у животного. Бабка непрерывно рычала, словно клокоча языком, застрявшим у нее где-то в горле и озиралась безумными глазами, несмотря при этом на гостя больше секунды.
Неожиданно, с резвостью дикого зверя и подобным ему рыком, она на четвереньках ринулась к двери, перемахнув одним прыжком расстояние до попа, явно нацеливаясь придушить посетителя. Тот даже не шелохнулся, человека, который прошел страшное горнило войны, было не испугать такими ужимками. Отец Илья лишь осенил несчастную крестным знамением и произнес:
— Примите Духа Святого. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся. Я пришел от имени Господа нашего по зову его, чтобы душа твоя грешная обрела покой.
— От тебя смертью разит, не меньше чем от меня, — зашипела старуха, остановившись прямо перед священником.
— Верно, — все также ровно ответил отец Илья, — я вернулся из места жуткого, где боль и страдания одни были и смерть со мной рядом ходила.
— Аха-ха, — засмеялась во весь голос ведьма, щурясь