я, не глядя на нее.
— Прости меня, — она всхлипнула, — я действительно должна была предупредить тебя... и их...
— Свет, — я повернулся к ней и провел рукой по ее волосам, — все в порядке. Павел Степанович понял, что я не враг.
— Ты применял к нему свои способности? — она поднялась на локтях и потерлась щекой о мою ладонь.
— Нет, мы же договорились, — ответил я. — Я воспользовался искусством красноречия — для управления сознанием, конечно, слабовато, но для ...убеждения сомневающегося вполне подходит.
— Ах ты, жук, — тихо воскликнула она и, резко сев на постели, поцеловала меня в щеку.
— Свет, я хотел спросить, — проговорил я, чуть отстранившись от нее, — в шкафу на дверце висит фотография молодого парня. Это и есть Ваня?
— Да, — она кивнула, — а на другой дверце висит моя фотка.
— Зачем это? — я нахмурился.
— Мы же жили в этой комнате вместе, пока я училась в школе, и шкаф у нас был один на двоих. Мы решили его разделить. Одна половина была Ванькина, а другая — моя.
— Значит, я повесил твои вещи на его половину, — задумчиво проговорил я.
Она вздохнула:
— Сейчас это уже не имеет значения. Его ведь нет...
— Он жив, — возразил я.
— С чего ты взял? — переспросила она с недоверием.
— Не знаю, — я обхватил голову руками. — Но я чувствую, что он жив.
— Странно, почему я этого не чувствую?
— Не знаю. Между вами... что-то было не так, да? Твоя мать говорила, что вы были очень дружны, но это неправда. Я прав? — я обернулся к ней, а она отвела глаза.
— Я не знаю, с чего ты это взял... — еле слышно проговорила она, но я не сводил с нее взгляд. Она покраснела — я видел это даже в тусклом свете от окна. — Когда Ваньке было четырнадцать, а мне семнадцать, он однажды пришел домой пьяным. Я тогда имела привычку спать в тонкой короткой ночнушке с глубоким вырезом и без белья. Когда он пришел, я уже засыпала... Сквозь сон я услышала, как открылась дверь в комнату, как он вошел, как остановился у моей кровати... — она всхлипнула. — Он откинул мое одеяло, задрал мою сорочку и начал гладить меня. Я лежала, стараясь даже не дышать, но мне было так гадко... потом он начал целовать меня — руки, грудь, живот... а потом... он вдруг отпрянул он меня и... через пару секунд вложил мне в руку свой...
— Прости, Свет, прости, что напомнил тебе, — я обхватил ее плечи и прижал к себе. Она плакала.
— Мне так стыдно, — проговорила она сквозь слезы.
— Тебе нечего стыдиться, — я погладил ее по голове и плечам. — Это нормально. Это гормоны. В четырнадцать лет парни очень возбудимы, особенно под действием алкоголя. А тут в его комнате спит красивая молодая девушка... Знаешь, я бы тоже не упустил такую возможность.
— Ты бы никакую возможность не упустил, — сквозь всхлипы улыбнулась она.
— У меня затянувшийся пубертатный период, — улыбнулся я ей в ответ