Мэри

игривом настроени)

— Стащи с него штаны и поверни вверх задом, — сказал Босс, — но меня уволь, дружок, сделай ему приятное сам.

Порогин брезгливо стянул штаны, с заключенного. (В карцере крепко запахло туалетом),

— Да что у тебя руки дрожат, а, Порогин? Вспомни, как эта тварь тебя-то, тебя-то!..

Порогин влил содержимое сосуда в анальное отверстие жертвы.

Раздался душераздирающий крик такой силы, что каменный потолок камеры чуть было не обрушился на наших коллег. Заключенный, вопя, забился в конвульсиях.

— Ничего, не сдохнет, скотина, просто мы его немножечко встряхнули, — сказал миротворчески Босс. Он подошел к скорчившемуся человеку и перевернул его.

— Это только начало, октябренок, — процедил он, — вспомни, как старух драл, а, собака! Порогин, плесни-ка на него из параши, а то он слегка двинулся рассудком.

— Итак, будем говорить, сынок? — попыхивая сигаретой, добрым тенором сказал Босс, наклоняясь над полуживым человеком, — мы уже знаем твое черное прошлое, извращенец.

Заключенный, как рыба, глотая воздух, ощерив два своих гнилых зуба в этом, приятном эйфорическом состоянии не смог бы даже вспомнить своего собственного имени.

— Ну что ж, молчим, да? — отчеканил Босс.

Лицо его приняло выражение римского императора.

— Эй, Порогин, можешь продолжать. Лиши-ка его самого опасного оружия.

В руках у Порогина сверкнула бритва, и он уже направился к своей жертве, как вдруг в дверь карцера робко постучали.

— А, черт бы их взял, этих бездельников, — расстроился Босс, — спокойно с человеком пообщаться не дают.

— Я извиняюсь, — сказал появившийся в дверях дежурный милиционер, — на Чернышевского 110 — новое убийство. Почерк преступника тот же: изнасилована 86-летняя старуха с летальным исходом.

Порогин и Босс тупо уставились друг на друга.
ЧАСТЬ II.
ПРОФЕССОР.

По указанию Босса, надев свою форму, Порогин отправился в городскую психиатрическую клинику. Полковнику надо было навести справки насчет сексуальных маньяков и их психологической зависимости, чтобы таким образом можно было логически и научно свести все преступления убийцы в одну точку, и загнать его, как зверя, в капкан правосудия.

Двери ему открыла тучная медсестра с выпученными глазами и руками молотобойца, доложив хриплым басом, что профессор его ожидает.

— Только вы тут осторожнее, товарищ полковник, — гудела она ему в ухо, — у нас есть тут буйные; я извиняюсь, конечно, но ваша форма не внушает больным доверия.

Порогин испуганно оглядел длинный коридор, где, как бледные тени ходили взад и вперед умалишенные.

Сердце его тревожно застучало, когда он открыл дверь профессорского кабинета. Навстречу ему шагнул крупный пожилой мужчина и, улыбнувшись, протянул ему правую руку. Порогин вздрогнул, почувствовав, как левая рука ласково погладила его по голове.

— Не удивляйтесь, — приятным растянутым голосом сказал профессор, — это мой психотерапевтический метод, он благотворно действует на больных.

Порогин глупо улыбнулся и сел в указанное ему кресло. Потом он нажал кнопку портативного магнитофона и начал разговор с профессором.

Выслушав полковника, профессор пустился в пространные научные дебри психиатрии: о маньяках и их сексуальных инверсиях и перверсиях.

Только три обстоятельства смущали Порогина: первое — дьявольские вопли где-то за стеной, второе — то, что рассуждая, профессор постоянно поглядывал на его новые ботинки;