на бурлящую гладь Тихого океана, там, вдали за этими всеми островами. Я оперся о поручни лееров ограждения борта Арабеллы и смотрел вдаль, туда за горизонт, где виднелась полоска еще солнечного света. Ночная полоска света, на горизонте. И второй час ночи.
Я провел взглядом заплаканных глаз от носа до кормы нашей большой одномачтовой посреди теперь ночной черной за большим скалистым островом внешней океанской бухты. Стояла гробовая тишина и только волны бились о борт Арабеллы и ветер качал ее из металлизированного нейлона на стальных крепежах канаты и свернутую в упакованный брезент парусную оснастку и весь такелаж нашего стоящего в этой ночи парусного круизного быстроходного судна. На носу так и лежала оставленная Дэниелом наша резиновая без мотора лодка. Этот надувной моторный скутер теперь мешался и мозолил глаза.
— Надо ее убрать» — как-то сработало невзначай у меня в убитой горем растрепанной после гидрокостюма акваланга русой голове — «Убрать назад в трюм. Ни к чему уже она там». Я посмотрел на спущенные с сетью с лебедки нейлоновые веревки прямо в воду туда на то второе каменистое с песком дно второго плато и на якорную цепь с этого левого борта, развернутого теперь борта к самому океану. Цепь была натянута и вторая была по всему видно тоже от врезавшихся в песок, там, на дне у самого узкого каменного пролома на втором ярусе под стеной ступенью первого плато.
Я навалился руками на эти бортовые леера и стал смотреть теперь в спящую ночную воду. Почти как тогда, в той песчаной лагуне того атолла. Первой проведенной в одиночестве вот так почти ночи, на этой яхте после своего чудесного спасения.
Я вспомнил мою Джейн, плескающуюся в волнах той лагуны прямо вот так как бы даже и сейчас возле борта нашей яхты и Дэниела рядом с ней. Я вспомнил их, чуть ли не детский, радостный крик и плеск воды и их друг с другом игру. И как моя Джейн поднялась специально назад на борт яхты, соблазняя меня своим девичьим безупречным не высоким, но очень красивым как уголь почти черным в темноте ночи от загара в ручейках текучей по нему воды в лучах желтой Луны и ярких звезд полуголым телом. Вспомнил лужицу той воды, у ее красивых голых стройных девичьих ножек, которая сбегала от узких ее белых шелковых с высокими вырезами на бедрах стянувших тугим тонким пояском ее те шикарные девичьи круглые бедра ног белых из шелка плавок. Мокрых от воды плавок плотно прилегающих к ее волосатому подтянутому ими вверх меж бедер ног девичьему лобку, с девственной еще ее тогда промежностью. И ее слипшиеся мокрые разбросанные по плечам длинные черные как смоль вьющиеся мокрые как змеи волосы. Прилипшие к девичьей спине и трепыхающейся в мою сторону и неровно дышащей ее девичьей полной груди. С торчащими сквозь белый мокрый треугольными лепестками белый из шелка лифчик купальника в мою сторону