пьяную, качающуюся в мою сторону в широком закатившемся рукаве белой рубахе черную девичью от загара правую руку. Ладонью ко мне.
— Не подходи! — произнесла она зло и резко, заплетающимся от перепоя девичьим языком — Не хочу тебя больше видеть! Убирайся! Убийца моей безумной любви! Не будет тебе больше, ни любви, ни моего вечернего черного платья! — и она уснула. Закрыв плывущие уже и сонные свои девичьи черные, как ночь красивые глаза, и уронила свою пьяную пальчиками вниз правую руку с края своей постели.
— «Моя красавица Джейн!» — я смотрел на нее и душа моя болела. Все горело от боли внутри. Билось в этой страшной боли мое сердце — «Я безумно тебя люблю и не оставлю тебя никогда. Я верну тебя себе!».
Я, повернувшись, пошел снова наверх на палубу Арабеллы.
Я знал, что надо делать. Я знал, что только так можно все исправить.
Я в полной темноте, не включая на палубе света, вслепую буквально, убрал наш резиновый скутер назад в носовой с оборудованием трюм. И начал закачку баллонов для акваланга. У меня вся еще ночь была впереди. На часах было только двенадцать, и я должен был дотащить, эти чертовы аварийные бортовые самописцы на нашу яхту.
Я знал, это было сложным делом. Очень сложным. Потому как дело было ночью и еще под водой и на приличной глубине, но надо было его
сделать, и пока, моя милая красавица Джейн спала, и никто еще не напал на нас, надо было уносить отсюда ноги. Это то, что хотел как раз Дэниел.
Я сейчас думал о том, чтобы те, люди Джексона не напали на нас.
Надо было быстро все сделать. Я вообще не понимаю, почему они с этим тянули. Что-то там решали или получали от самого Джексона какие-то инструкции по телефону или рации. Не знаю, но они не нападали.
Я закачала компрессором несколько баллонов, и спустил их с кормы Арабеллы в черноту ночной воды до дна второго плато. Благо наша яхта стояла недвижимой на двух якорях, плотно вонзившихся в донный вязкий коралловый белый песок.
Я проверил еще раз ту сеть на нейлоновой веревке с левого борта нашей яхты и малую лебедку, на предмет работы, погудев ей немного вверх и вниз.
— Работает — произнес я сам себе — Годиться.
И стал надевать гидрокостюм. Новый черный его гидрокостюм акваланга. Костюм Дэниела, который он не одел в свое последнее погружение.
Я тогда еще подумал — «Пусть умру, но в его костюме. В знак прощения моего друга Дэни. Пусть моя любимая Джейн знает, что потеря Дэниела для меня была не меньшей утратой, чем для нее. Если погибну, и она меня таким найдет. Если вообще найдет».