палубу Арабеллы.
Помню ее, пощечины на своем лице и то — Дураки! — и ее те слезы. И то, как я первый раз прикоснулся в ее каюте к ее телу.
Я вспомнил, как повредил ее, одурманенный любовью, дикий и не осторожный, и как она заболела. И как я ее нес на руках тогда с палубы на глазах Дэниела больную слабую и беспомощную. Мою ненаглядную американку Джейн. А сменившись после вахты с Дэниелом, ласкал ее, прижимая к себе, теми двумя ночами в ее каюте и не отходил от нее. От моей малышки Джейн.
Помню, как она играла со мной, как совсем, малолетняя девчонка, бегая в своем желтом изящном купальнике по палубе яхты, убегая от меня, и красиво выгибаясь в спине, как дикая гибкая кошка, свешивалась с леерного носового ограждения. Прямо под волнорез Арабеллы своей головой, сверкая на ярком жарком океанском солнце своими золотыми в ушах маленькими сережками и длинными и черными как смоль вьющимися, как змеи до самой пенной воды волосами. И я, напуганный каждый раз такими ее дикими любовными забавами, ловил ее, свою Джейн на руки и носил по всей качающейся на волнах яхте, как дурак одурманенный ее любовью и бился сам о, все, получая синяки и ссадины, но, только стараясь не зашибить свою безумную любовь. А она хохотала и целовала меня. Целовала как сумасшедшая. Она действительно была сумасшедшая от любви ко мне. Моя красавица Джейн. Целовала она меня страстно и безудержно безумно.
Тогда же я вспомнил и Дэниэла. Почему-то в пляжных шортах. Которые он вообще крайне редко одевал, но почему-то именно в них, стоящего у мачты Арабеллы. И держащегося за мачты прочный металлизированный из нейлона веревочный натянутый трос.
Я вспомнил, как Дэниел спас меня, и я обязан был ему. Он, можно сказать, спас меня дважды. Дэниел. Джейн доверила мне своего родного брата жизнь. Она хотела защитить его. После того что с ним случилось, он еще долго будет приходить в себя. Она, тоже, как и он чувствовала приближение неизбежного. Он был более беззащитен теперь чем она. И Джейн беспокоилась о брате. Он уже был другим. Бедный Дэниел. Убитый страхом и горем Дэниел.
Тогда все сложилось само собой. Джейн отправила нас к обломкам самолета, который сама же и нашла на том подводном плато. Покрытое одним коралловым илом и устеленное множеством обломков рухнувшего сюда пассажирского самолета. Плато, прозванное мною Платом Смерти. Платом Смерти моего лучшего друга Дэниела.
Помню, как мы проверяли друг у друга акваланги и баллоны с кислородно-гелиевой смесью. Перед самым погружением в то стопятьдесятметровое глубиной обширное усеянное обломками у самой трехкилометровой пропасти отвесного заросшего горгонариевыми кораллами обрыва, где лежали останки того пассажирского разбившегося самолета.
Дэниел. Несчастный Дэниэл. Мне будет не хватать его. Так же как и моей любимой Джейн.
Все эти воспоминания лежат, по сей день тяжелым грузом в моей душе и не желают покидать меня, не смотря на все, что