Лебяжье

Я не знал, что это такое. Я хотел этого, но боялся. Мне тяжело принимать решения самостоятельно, и я всегда был рад, когда девушка брала эту ответственность на себя, но... это так неестественно. Принято, чтобы молодой человек первый подходил к девушке; но для меня это всегда было невозможно, и я очень обрадовался, когда ты первая стала знакомиться со мной.

— Ты злишься на меня за то, что я тебя подчинила?

— Нет, Маша, я не злюсь! — он поднялся на локтях и впервые посмотрел ей в глаза. — Ты честный человек. Кроме того, ты делаешь то, что мне очень нравится. Я даже не понимаю, как ты можешь мне показывать мои собственные глубокие желания, если я их и сам не видел до сих пор. Я тебе доверяю.

— Я тебе тоже, — откликнулась Маша и слегка стегнула его по ягодицам. Он глубоко вздохнул и вновь закрыл глаза.

Маша удовлетворённо улыбнулась и ещё раз несильно протянула плетью по его коже. Она делала большие интервалы и била несильно.

Ритм упорядочил его переживания, он поддался ему и принимал плеть на своё тело, как земля принимала бы дождь. Он даже не заметил, как дождь зачастил и усилился.

Маша хлестала его уверенно. Она работала как кожевенник, заполучивший в свои руки новый материал и проверявший теперь его свойства и ценность.

Он вдруг ощутил, что его подхватила какая-то волна и несёт на себе. Какая-то зеркальная волна, потому что вместо боли он почувствовал наслаждение. Он не мог себе это объяснить, не мог понять, чем он заслужил такой приятный дар, но он знал, что рядом стоит Маша, и он хотел быть с ней и хотел быть открытым для неё.

Между тем Маша сделала паузу и взяла другую плеть, однохвостую. Первый же удар сменил впечатления: усилилась тяжесть и жёсткость. Кроме того, он вновь остро осознал всю унизительность своего положения — девчонка ритмично порола его, а он был всецело в её власти, во власти наслаждения, которое она ему навязывала. Или он сам желал этого наслаждения? А она просто угадывала его желание? Эти тяжёлые удары свидетельствовали о лихости руки, которая их наносила. Его пенис стал вставать. Он застонал.

Через некоторое время Маша сказала:

— Теперь считай свои пять ударов. Если собьёшься, начну заново.

И она с силой опустила плеть на его ягодицы. Он вскрикнул, наконец, от боли.

— Раз.

Затем его обжёг второй удар.

— Два.

Ему казалось до этого, что сбиться, считая пять ударов, попросту невозможно. И всё-таки он сбился, потому что волна не отпускала его, и он продолжал лететь на ней, и количество плетей казалось ему несущественным.

Маша выставила ему ещё пятёрку, обошла его и посмотрела в его сияющие глаза. Он приподнялся было, но было заметно, что расставаться со скамейкой ему ни капли не хочется. Она села, и он положил голову ей на колени. Она погладила его, у него пошли мурашки по телу. Они не говорили ни о чём, просто наслаждались друг