Лебяжье

внутрь, ощутил вкус молока и быстро вынырнул.

Маша поставила стакан на столик и улеглась в постель.

— Поэтому ...самоудовлетворением у меня не заниматься. Теперь за твоё наслаждение отвечаю я. Спокойной ночи, кот!

— Спокойной ночи, принцесса на горошине!

Он услышал, как Маша довольно засмеялась над ним, потом повернулась на подушке и ровно задышала.

Он шёпотом прочёл «отче наш», попросив Бога благословить его госпожу, и после этого сам довольно быстро заснул.

Сверху на него слетело белое пёрышко.

Он проснулся утром совершенно отдохнувшим и полным сил, с сильной эрекцией и радостным воспоминанием о вчерашних событиях. Первая мысль его была: «Маша!»

Он огляделся. Было солнечно и тепло. Дверь спальни была раскрыта. Ромбовидная сетка над ним была ровной. Он натянул свою цепь, и она легко подалась за его усилием. Он был один. Лёжа в окружении металлических прутьев, он представлял себя в клетке. Это его волновало. Цепи на его запястьях и щиколотках придавали его телу весомость и постоянно напоминали о его несвободе. Такое напоминание его радовало, потому что напоминало о Маше. Он подумал, что, кажется, счастлив и влюблён. Как обычно в таких ситуациях, он ожидал скорой боли и очередного расставания и мучения. Но отношения только начинались, и думать о страданиях не хотелось. Кроме того, отношения начинались очень уж откровенно; так глубоко в его душу не заглядывала ни одна женщина. Ни один мужчина.

Этот её поцелуй вчера... Ни одна женщина его так не целовала. Так властно и уверенно. Это было похоже на... Он запоздало попытался было захлопнуть створки памяти, но воспоминание о мужском поцелуе, пережитом однажды, уже поднялось со дна его души и развернулось перед ним. Он всегда держал его взаперти, потому что не знал, как к нему относиться, и постоянно чувствовал свою беззащитность перед такого рода вещами. Он глубоко вздохнул, перед его глазами вновь возникла вечерняя стена гостиницы на городской окраине у ботанического сада, цветущий куст сирени, и во мгле он был прижат к стене тем далёким голубоглазым человеком в безупречном костюме, а его собственные руки, бежевые рукава джемпера, оказались на плечах дорого костюма его неожиданного знакомца; и он впечатывал его в стену своим нетерпеливым поцелуем.

Яркая сцена ослепила и испугала его; зажмурившись он рванулся изо всех сил, куда-нибудь, лишь бы поскорее забыть и не видеть. Цепи звякнули все разом, как рында на корабле.

Мгновенно загрохотали ступеньки, и на капитанском мостике возник капитан с зубной щёткой во рту. Его любимый капитан.

Маша села на корточки перед ним и положила ладонь ему на лоб. Он открыл глаза:

— Маша!

— Угу, — отвечала она. Затем вытащила щётку изо рта и поинтересовалась, как ему спалось. Сама она уже была одета.

Она всегда боялась этих совместных утренних пробуждений, поэтому приучила себя вставать рано. Она не могла привыкнуть к той резкой перемене, которая происходила с мужчинами в постели с ней. После всего одной ночи она словно переставала существовать для мужчины, он словно переставал видеть её,