Валерка и другие (поэма №2)

на ноги. «На,

теперь ты, Валер, немного... а то скулы у меня... —

Саня челюсти потрогал, — заболели уже, бля!»

И — Валерка, машинально перед Саней тоже сел...

ё-моё! — перед глазами, залупившись, багровел

длинный хуй, и был он толстый, и головка — как яйцо...

если вдуматься, всё просто... но Валеркино лицо

вдруг на миг окаменело... только что он кайфовал,

и... вот на тебе! Хотел он, сероглазый... и он знал,

что сейчас откроет рот он — и возьмёт он Санин член...

но, застыв пред замкомвзвода, он не двигался — смотрел

на огромную залупу — на бордовый её цвет...

Отказаться если... глупо! И причин весомых нет

для отказа: они с Саней здесь вдвоём, и никому

он не скажет, — не узнают пацаны об этом... ну,

что ж ты замер, сероглазый? Испугался ты — чего?

Елы-палы... это классно! Саня взял — и ничего

не случилось... отчего же, сероглазый салабон,

то же самое не можешь сделать ты сейчас? О чём

ты задумался внезапно, замерев на полпути?

Это — кайф... и непонятно, почему тогда... (в груди

сердце билось учащенно — хуй приблизился к губам)

все считают, что позорно, если хуй сосёт пацан

или если подставляет свою жопу пацану...

и хотя никто не знает досконально, почему

нужно, бля, за аксиому эту версию считать —

почему должны все гомосексуальность презирать,

тем не менее, внедрилась населению в умы

эта версия, — и билось у Валерки сердце... и

он, Валерка, не решался... не решался — и хотел!

Хуй к губам его прижался, и Валерка... Санин член

пламенеющей залупой по губам его скользнул,

и Валерка... свои губы разжимая, облизнул

твёрдо-нежную головку, и — вбирая в рот её,

неумело и неловко сжал губами... ё-моё! —

замкомвзвода Саня замер... разве мог подумать он,

что наступит день — и в бане сероглазый салабон

будет тискать неумело напряженный его член?

От любви гудело тело... а Валерка уж сопел,

наслаждаясь, — все сомнения испарились мигом... и,

ощущая наслажденье, он, Валерка, заскользил

вдоль ствола губами влажно... и чего боялся он?

Это кажется, что страшно, а на деле... в унисон

упоительно и страстно бились юные сердца, —

до чего же это ...классно!... Мылись в бане два бойца:

жарко тискали друг друга, целовались в губы... и —

обжимали губы туго напряженные хуи:

то Валерка брал у Сани, то брал Саня... и опять

пацаны в солдатской бане тёрлись-мылись — и кончать

не спешили: с упоеньем целовались вновь и вновь —

смаковали наслажденье... разве это не любовь?

Замкомвзвода кончил первым: содрогнулся сладко он,

обжигая своей спермой рот Валеркин... и потом

Сане в рот спустил Валерка, задыхаясь от любви...

На вечернюю поверку успевая, они шли,

и была весна в разгаре... да, в душе была весна —

звезды яркие мерцали, как алмазы, и луна,

эта спутница влюблённых, серебрила всё вокруг...

Саня, счастьем упоённый, произнёс негромко вслух:

«Когда кончится поверка, приходи в каптёрку...» И

билось сердце у Валерки: продолжения любви

он хотел, и было ясно, что зовёт не просто так

его Саня, — наслаждаться снова будут они, как

наслаждались сейчас в бане... и еще, наверно, в зад...

до чего же этот Саня охуительный... как брат!

Шли они — шагали в роту... рассуждая о любви,

парень парню — замкомвзвода салабону — говорил:

«Извращеньем называют гомофобы эту страсть...

ё-моё... да что, бля, знают о любви они?! Проклясть

эту страсть попы готовы — рвутся праведники в бой,

извращая лживым словом суть любви... между собой

разобрались бы