Ханко

я знала, что Ему я позволю делать все, знал это и он, и не заставил себя долго ждать. Сначала я ощутила его горячие поцелуи на бедрах, на нежной коже, не прикрытой чулками, затем они двигались все ближе к центру и вот он уже прижимается щекой к моим трусикам. Тонкая ткань, нелепая белая тряпочка поползла вниз, оставшись чуть выше колен, а мой нежный набухший бутон уже ощущал теплое дуновение ветерка, горячее дыхание моего возлюбленного. А потом были поцелуи и ласки языком, прямо там, в самом центре моей срамной щелки, в самом сердце моей розочки. Ах, как он терзал меня этими ласками, мои колени задрожали и стали подгибаться, одновременно, по всему телу растеклась приятная истома, и аленький бутон розочки едва заметно пульсировал в такт блаженным волнам.

Ханко стянул с меня платье (как только не запутался в застежках, пуговках, лямках, шнуровках). Он разул меня и стянул чулки. Он уложил на кровать и целовал белоснежные ноги и плечи, груди и спину. Он видел мольбу в моем взоре, но распалял меня еще больше, словно печь в бане. И когда я была уже на грани, когда мне хотелось выть от нетерпения и желания, я ощутила, как он заполнил меня и мерно двигался, взад, вперед, доставляя мне немыслимое наслаждение. Я раз за разом проваливалась в пропасть, но никак не могла насытиться им.

А перед закатом, он ушел, я ощутила это, пребывая в полудреме, совсем выбившись из сил.

Ушел, чтоб снова прийти после полуночи, дрожа от холодной речной воды и августовской ночной прохлады.

Проходили дни и ночи, и снова мы наслаждались друг другом, познавая друг друга, и с каждым разом все более расширяли границы нашей страсти. Его язык, казалось, побывал везде, во всех срамных и запретных местах моего тела. А я однажды просто склонилась и вместо того, чтоб просто поцеловать, погрузила его член в рот и принялась ласкать его там, посасывая и перекатывая языком, словно карамельную лакомку на тростинке. Он любил целовать мои ножки, самый низ (вот безумец), пяточки и пальчики на них. Я смущалась, но замирала от блаженства. Мне нравилось тянуть его за волоски на груди, а его очень забавляли мои подмышки, хотя я всегда стеснялась и прятала их от него. Мне жутко нравились его ласки язычком моей розочки, он знал, какой именно лепесток, в каком месте нужно целовать, а какой посасывать, а еще при этом он погружал в меня пальчик и шевелил им внутри, тогда меня очень быстро накрывала волна блаженства. Но так было не всегда. Иногда мы просто молчали, вместе обнявшись, наслаждались теплом тел и думали каждый о своем.

А потом он ушел на фронт и я про него больше не слышала.

Он, конечно же, остался жив, это я точно знаю... знаю и все тут. Возможно, он даже пытался меня разыскать после войны (вернее будет сказать между войнами), даже писал письма.