и память моя погрузилась в кубок с хрустальной водой. Дальнейшее, все что происходило, перемешалось в моей голове, словно краски на палитре художника. О да, я помню его горячие и неумелые поцелуи, его жаждущие, но еще неуверенные руки на моем теле, я помню его чуть солоноватую кожу, завитки редких волосков на груди и на животе. Я направляла его, и он быстро учился у меня, познавая все новые и новые уроки любви. И мы были близки, как бывают близки мужчина и женщина. И он вновь и вновь погружался в меня, заполнял собой мою тайную пещерку, от чего я негромко вскрикивала, пытаясь сдерживать эмоции. Возбуждение и страсть нарастали во мне, и вот я помню, как вскрикнула в последний раз и погрузилась в пучину блаженства, которое словно горячими обручами проходило сквозь мое тело...
Вот какие мысли ютились в моей голове, когда я нежилась в постели, пробудившись от сладкой дремы и трепетных грез. В тот момент в дверь поскреблись, и она начала приоткрываться. Я тут же вздрогнула, и прижимая к себе одеяло села в постели, в груди гулко забилось сердце. В щелочку в двери заглянул Хосе и улыбаясь спросил разрешения войти.
Разве могла я гневаться на своего любимого кузена, нарушившего и нарушающего все мыслимые законы и понятия порядочности, ибо сама же пригласила, подтолкнула его на этот путь порока и страсти.
Будто случайно, рассеянно махнула я рукой, позволяя Хосе войти, от чего одеяло, прижимаемое мной к телу, сползло, обнажая левую грудь, и оголённый сосочек тут же отозвался, твердея и набухая под множественными уколами крохотных игл, вновь разгорающегося во мне огня страсти. Юноша отвел сконфуженный взгляд, успев, однако, задержать его на пару секунд на моей груди.
— Могу я войти, кузина Аннетт?
— Ах, милый мой, юный проказник. В прошлый визит ты не был так застенчив и позволил себе войти в мои покои без приглашения! — задорно пожурила я его.
— Я... не думал... , — юноша застенчиво потупил глаза, и я скорее ощутила, чем увидела в полумраке, как щеки его залила краска стыда.
— Подойди же ближе, да не позабудь закрыть дверь на засов. — Голос прозвучал глухо, и дрожь в нем выдала мое волнение.
Кузен неспешно приблизился, переводя жадный взгляд с обнаженной груди (которую я так и не удосужилась прикрыть) на выпростанную из-под одеяла изящную ножку.
Его поцелуи обожгли мне колено, чуть шероховатые и обветренные губы были горячи и нежны. Я откинулась на подушки, полностью отдавая себя потоку блаженства, разрастающегося изнутри. И он, этот пылкий юноша снова любил меня, своей ненасытной неистовой любовью, он пил из меня душу, взамен наполняя меня своей до самых краев.
Глубоко за полночь, когда мы насытились друг другом, но не могли заснуть, мы негромко разговаривали друг с другом, а крохотный огарок свечи трепетал от легкого дуновения ветерка.
— Как думаешь, зачем бабушка созвала нас? — спрашивал Хосе, пропуская между пальцев густой локон моих волос, что