Кузен. Часть 2

октябрьского сбора — нам сообщили, что Хлоя Изергейс приболела, ее официальный прием переносится и состоится через 2—3 дня, не ранее.

При иных обстоятельствах я бы в сердцах выругалась про себя этой напасти, но в свете последних событий, мне предоставлялась возможность продлить удовольствие, и побыть в компании Хосе еще пару тройку дней, за это я была благодарна, как судьбе, так и старой карге Изергейс, которая вчера не признала меня, а сегодня решила внезапно захворать!

После завтрака мы с Хосе умыкнули из нашего дряхлеющего общества, и я повела его в старую часть замка. Полуразрушенные нежилые стены нависали над обрывом, норовя вот-вот сорваться вниз, прихватив с собой и нас, тех, кто набрался дерзости и рискнул взобраться на них. Думаю для птиц, летающих в небе, мы на фоне этих стен были лишь две букашки, ползущие по серо-зеленому граниту — так массивны и величественны были эти строения. К старому замку вела едва заметная тропа, о которой теперь уже знали очень немногие, ведь официально, старый замок был нежилой и обитатели дома предостерегались от посещения древних стен в целях сохранности здоровья и жизни. О старом замке и по сей день бродит множество легенд: и о призраках, и о морском чудище, ворующем молоденьких девушек себе в жены, и даже легенда о полуночной молчунье, соблазняющей молодых мужчин. Из-за нее, говорят, лет сто назад один из наших дальних родственников, выбросился из окна в море. Все это так и если взрослым обитателям Дома не рекомендовалось забредать к старым стенам, то детям это было строго настрого воспрещено, под страхом розог, лишений и домашнего ареста на все три солнечных месяца. Но, как не существовало запретов для юной Эннчи раньше, так не существует их для Аннетты Арстон и сейчас!

Хосе был удивлен моей смелостью и безрассудностью, сам он никогда не бывал в этой части поместья, и теперь шагал следом за мной, озираясь и крепко сжимая мою руку своей похолодевшей ладонью.

Меня веселил его испуг и настороженность, словно из-за угла выскочит старик Карл и выкручивая нам уши потащит в конюшню, что там всыпать нам розог. Ах, Хосе, в чем-то он возмужал и даже повзрослел, но в чем-то до сих пор еще оставался ребенком, юнцом.

Я решила вновь пошутить над ним и нарочно оступилась, едва не упав и очутившись в объятиях юноши.

— Ты в порядке? Что случилось? — испуганно спросил кузен.

— Кажется, я оступилась и подвернула ногу.

— Подожди, я осмотрю, пойдем к тому дереву.

Мы доковыляли до старинного полувысохшего вяза, ствол которого едва смогли бы обхватить четыре взрослых мужчины, и я прислонилась спиной к грубой коре, переводя дух.

Хосе тут же опустился на колени и принялся осматривать мою ногу.

— Мне нужно снять твой сапог, чтоб посмотреть причину боли в ноге.

— А ты врач? — улыбнулась я.

— В офицерской школе нам преподают правила оказания первой помощи.

Я, словно нехотя и стесняясь (а на деле с замиранием сердца) приподняла подол